Проект «Аве Мария»

Изучаю панель управления радаром, пытаясь понять, какие еще в ней заложены функции. Покопавшись в настройках конфигурации, наконец обнаруживаю искомое: параметры сигнала об опасном сближении. Сейчас значение выставлено на 100 километров. Достаточно разумно. Расстояния между объектами в космосе насчитывают миллионы километров. Или хотя бы десятки тысяч. И если вдруг какой-нибудь камень окажется в пределах сотни километров от вас, это серьезная проблема.

Меняю значение на 0,20 километра. Волнуюсь, что система не позволит установить столь малую величину, но нет, все нормально. До «Объекта А» 217 метров. Если эридианцы окажутся ближе 200 метров или отправят очередную посылку, у меня сработает сирена. Выплываю из пилотского кресла. Больше не нужно сидеть тут и пялиться в экран. Сигнал из командного отсека даст знать, если «Объект А» сделает что-нибудь интересное.

Перемещаюсь в спальню.

— Питание! — командую я.

Манипуляторы извлекают из тайничка в потолке коробку и кладут мне на койку. Как-нибудь надо будет забраться туда и проверить запасы еды. А пока я отталкиваюсь от потолка и пикирую к койке. На упаковке, промаркированной «День 10 — паек 1», снизу приделана липучка, которая удерживает коробку на простыне. Открываю крышку: внутри буррито.

Не знаю, чего я ожидал, но ладно. Буррито так буррито. Увы, оно холодное. Фасоль, сыр, немного томатного соуса… все довольно вкусно, честное слово. Но комнатной температуры. Либо экипажу не полагается горячее питание, либо компьютер считает, что очнувшийся после комы человек может с непривычки обжечь себе пищевод. Вторая версия более правдоподобна.

Я переплываю в лабораторию и засовываю буррито в лабораторную печь. Прогрев его в течение нескольких минут, вытаскиваю с помощью щипцов. Сыр пузырится, по всему отсеку расползается облако пара. Оставляю буррито дрейфовать в воздухе — пусть пока остывает. Ха! Если бы я захотел действительно горячий обед, то врубил бы двигатели и, надев скафандр, облучил бы буррито светом, исходящим из сопел. Оно бы мигом разогрелось. А точнее, испарилось бы заодно с моей рукой и всем, что попало бы в зону излучения, ведь…

* * *

— Добро пожаловать в Маленькую Россию! — улыбнулся Дмитрий, театрально взмахнув в сторону нижней ангарной палубы авианосца.

Все пространство было переоборудовано в несколько лабораторий, укомплектованных высокотехнологичной аппаратурой. Десятки людей в белых халатах сосредоточенно корпели над своими задачами, изредка перебрасываясь короткими фразами на русском. Мы их называли «Дмитровцами». Пожалуй, мы уделяли слишком много внимания выдумыванию прозвищ для персонала.

— Не нравится мне это, — признался я, прижимая к себе небольшой контейнер с образцами, будто Скрудж Макдак мешок с монетами.

— Тише, — шикнула Стратт.

— Я только-только получил восемь граммов астрофагов и теперь должен отдать два? Два грамма могут показаться мелочью, но это девяносто пять миллионов клеток!

— Они пойдут на доброе дело, друг мой! — заверил меня Дмитрий. — Обещаю, вы не пожалеете. Пойдемте, пойдемте!

Мы со Стратт последовали за ним в главную лабораторию. В центре помещения высился колоссальный цилиндр вакуумной камеры. Дверь камеры была открыта, и трое техников что-то устанавливали на платформе внутри.

Дмитрий обратился к ним по-русски. Техники ответили. Он произнес что-то еще и жестом указал на меня. Ребята заулыбались и радостно загомонили, но Стратт оборвала их фразой на русском.

— Прошу прощения, друзья мои, — сказал Дмитрий, — перейдем пока на английский! Ради американца.

— Привет, американец! — поздоровался один из техников. — Я говорить английский для тебя! Топливо есть?

— Немного топлива, — ответил я, сильнее сжимая контейнер.

Стратт взглянула на меня так, как я обычно смотрю на упрямых учеников у себя в классе.

— Передайте ему контейнер, доктор Грейс.

— Вы же знаете, мой биореактор удваивает популяцию за определенное время. Отдавая два грамма сейчас, мы лишаем себя целых четырех граммов в следующем месяце, — зашипел я.

Она вырвала из моих рук контейнер и отдала Дмитрию.

Тот восхищенно посмотрел на металлический сосуд и проговорил:

— Сегодня отличный день! Наконец-то, он настал. Доктор Грейс, позвольте показать вам мой двигатель вращения.

Дмитрий жестом пригласил нас следовать за собой и взобрался по лесенке к двери вакуумной камеры. Оттуда по одному вышли техники, освободив место для нас.

— Все закреплено, контрольная проверка выполнена. Можно начинать испытание, — отрапортовал один из техников.

— Хорошо, хорошо, — улыбнулся Дмитрий. — Доктор Грейс, мисс Стратт, прошу.

Он провел нас внутрь вакуумной камеры. К одной из стенок была прислонена толстая плита блестящего металла. В середине возвышалась круглая платформа, на которой стояло некое устройство.

— Это двигатель вращения, — просиял Дмитрий.