Проект «Аве Мария»

Полная абракадабра. Неужели моя самодельная программа-переводчик вышла из строя? Проверяю. Нет, все прекрасно работает. Я изучаю формы волн. Кажется, я уже видел нечто подобное. Но эти в более низкой тональности. Если вдуматься, последнее предложение Рокки прозвучало в более низком регистре, чем вся остальная его речь. В истории записей я выделяю предложение целиком и делаю выше на октаву. Октава — понятие универсальное, не характерное исключительно для людей. Иными словами, я просто увеличиваю частоту каждой ноты вдвое.

Компьютер немедленно выводит результат:

— Сначала в экипаже было двадцать три. А теперь только я.

Понижение на целую октаву… думаю, это от избытка эмоций.

— Они… они погибли?

— Да.

Я начинаю тереть глаза. Ух ты. На борту «Объекта А» летело двадцать три эридианца. Выжил только Рокки, и, естественно, он очень расстроен из-за этого.

— Ох… — Я не могу подобрать слов. — Плохо.

— Плохо-плохо-плохо.

У меня вырывается вздох.

— Сначала в моем экипаже было трое. А теперь только я. — Я прислоняю ладонь к перегородке.

— Плохо. — Рокки со своей стороны прислоняет клешню напротив моей ладони.

— Плохо-плохо-плохо.

Мы стоим так некоторое время.

— Я посмотрю, как ты спишь, — успокаиваю его я.

— Хорошо. Я спать, — отзывается Рокки.

Руки эридианца расслабляются, и он становится похож на мертвого жука. Он больше не держится за перекладины и свободно дрейфует по своей стороне туннеля.

— Что ж, ты больше не одинок, дружище, — тихо говорю я. — Теперь мы оба не одиноки.

Глава 13

— Не думаю, что нас надо обыскивать, мистер Истон, — отчеканила Стратт.

— А я думаю, надо, — невозмутимо проговорил старший тюремный надзиратель.

Голос надзирателя, сдобренный сильным новозеландским акцентом, звучал дружелюбно, но в нем улавливались металлические нотки. Этот человек сделал целую карьеру благодаря тому, что не позволял другим вешать лапшу себе на уши.

— У нас иммунитет от любых…

— Тихо! — оборвал Истон. — Вход и выход из «Пар»[107] только после полного досмотра.

Оклендская тюрьма, которую местные почему-то называют «Пар», — единственное в Новой Зеландии пенитенциарное учреждение строгого режима. Контрольно-пропускной пункт был густо усеян камерами видеонаблюдения, кроме того каждого посетителя досматривали с помощью ручного сканера. Через детектор при входе в тюрьму проходили даже надзиратели.

Пока наши начальники спорили, помощник Истона и я отошли в сторонку. Мы с ним переглянулись, недоуменно пожав плечами. Братство подчиненных, работающих на упрямых боссов.

— Я не сдам электрошокер! — упрямилась Стратт. — Если надо, я могу позвонить вашему премьер-министру!

— Валяйте, — кивнул Истон. — И она вам скажет ровно то же, что и я: никакого оружия рядом с сидящими здесь отморозками. Даже у наших охранников только дубинки. Есть правила, которые мы не меняем. Я прекрасно осознаю масштаб ваших полномочий, но и у них есть предел. Вы не всемогущи.

— Мистер И…

— Фонарь! — скомандовал Истон, протягивая назад руку, и помощник вложил ему в ладонь карманный фонарик.

Щелкнув переключателем, старший надзиратель произнес:

— Пожалуйста, откройте рот, мисс Стратт. Мне нужно проверить, нет ли у вас там запрещенных предметов.

Стоп! Пора вмешаться, пока все не стало совсем плохо.

— Я пойду первым! — вызвался я и широко открыл рот.

Истон посветил мне в рот, и, внимательно поглядев, заявил:

— Чисто!

Стратт окатила старшего надзирателя ледяным взглядом.

— Если хотите, могу вызвать нашу сотрудницу, и она досмотрит вас более тщательно.

Несколько мгновений Стратт не шевелилась. Затем нехотя вытащила электрошокер и передала Истону. Видимо, она порядком устала. Еще никому не удавалось одержать над Стратт верх. Впрочем, она никогда не вступала в бессмысленные пререкания из чистого принципа. При всей своей власти Стартт не боялась уступить, если того требовала ситуация, и редко оспаривала простые решения.

Вскоре охранники повели нас со Стратт по холодным серым коридорам тюрьмы.

— Черт, какая муха вас укусила? — изумился я.

— Терпеть не могу маленьких диктаторов в их маленьких королевствах. Прямо бесят меня! — ответила она.

— Иногда стоит проявить гибкость.

— У меня на исходе терпение, а у нашей планеты — время.

— Ну уж нет! — Я предостерегающе поднимаю вверх палец. — Вот только не надо объяснять свое ослиное упрямство тем, что вы спасаете мир!

Стратт на миг задумалась.

— Ладно, может, вы и правы.

Мы шагали по длинному переходу в самый охраняемый корпус.

— По-моему, тюрьма строгого режима — уже чересчур, — заметила она.

— Погибли семь человек, — напомнил я. — И все из-за него.

— Это была случайность.

— Это была преступная халатность! Он заслуживает то, что получил!

Охранники завернули за угол. Мы за ними. Нас словно водили по лабиринту.

— Зачем вы меня сюда притащили?

— Ради науки.

— Как всегда, — вздохнул я. — Не нравится мне здесь.

— Приму к сведению.