Проект «Аве Мария»

– Внутренняя камера будет преобразовывать земные световые данные в эридианские рельефные. Наподобие камеры в командном отсеке. Перед тем, как расстаться, ты научишь меня вашему письменному языку.

Рокки знает английский достаточно, чтобы в случае необходимости воспользоваться словарем.

– Ладно. Наш письменный язык прост. Довольно прост. В нем лишь двадцать шесть букв, зато масса странных вариантов произношения. Получается, в языке пятьдесят два символа, потому что заглавные буквы пишутся по-другому, хоть и произносятся так же. Да, и еще: существуют правила пунктуации…

– Деталями займутся наши ученые. А мне просто объясни основы.

– Договорились, – киваю я. – Я тоже хочу получить от тебя подарок: ксенонит. В твердой форме и жидкие составляющие. Я покажу их земным ученым.

– Хорошо. Я дам.

– А теперь я вздремну, – зевая, бормочу я.

– Я посторожу.

– Спокойной ночи, Рокки!

– Спокойной ночи, Грейс!

Впервые за несколько недель я с легкостью засыпаю. Я вывел таумеб, которые спасут Землю. Я модифицировал инопланетный живой организм. Разве может что-то пойти не так?

* * *

В детстве я, как и многие ребятишки, мечтал стать космонавтом. Я представлял, будто лечу сквозь космос в ракете, встречаю инопланетян и становлюсь героем. Правда, я точно не думал, что мне придется чистить баки с отходами. Однако именно этим я и занимаюсь почти весь сегодняшний день. Хочу внести ясность: я чищу не собственные отходы, а отходы таумеб. Тысячи килограмм продуктов их жизнедеятельности. Каждый из семи оставшихся топливных баков необходимо очистить от всей этой гадости перед тем, как я снова заправлю их топливом.

Да, я работаю ассенизатором. Но на мне хотя бы скафандр. Я знаю не понаслышке, как смердит эта пакость. Мало не покажется. Вонючий метан и разлагающиеся клетки – ерунда. Если бы ими дело и ограничивалось, я бы не стал заморачиваться. Двадцать тысяч кило гадости в баках общим объемом в двадцать миллионов килограмм? Пустяки!

Проблема в другом: там могут оказаться живые таумебы. Несколько недель тому назад случайно попавшие в баки таумебы уничтожили все мое топливо и теперь наверняка умерли с голоду. По крайней мере, судя по пробам, которые я недавно брал. Но некоторые мелкие поганцы могут быть еще живы. И я точно не хочу скормить им еще два миллиона кило свежих астрофагов!

– Как успехи, вопрос? – раздается по радиосвязи голос Рокки.

– Бак номер три почти готов.

Забравшись в бак целиком, я отскребаю самодельной лопатой черную слизь со стенок и выбрасываю в боковое отверстие диаметром в один метр. Откуда оно взялось? Пришлось вырезать. В топливных баках не предусмотрено ревизионных люков, куда мог бы влезть человек. Да и зачем, когда есть вентили, а также подающие и отводящие трубки топливопровода? Правда, диаметр трубок не превышает нескольких дюймов. Промыть баки мне нечем. Так получилось, что свою цистерну с десятью тысячами галлонов[182] воды я оставил дома. Поэтому в каждом баке придется сделать отверстие, вычистить всю гадость и снова загерметизировать.

Надо сказать, резак, который сделал Рокки, работает безотказно. Горстка астрофагов, инфракрасный свет, пара линз, и у меня в руках чертов бластер! Правда, тут важно держать мощность под контролем. Рокки предусмотрел дополнительные меры предосторожности. Он изготовил линзы с особыми примесями и, конечно, использовал непрозрачный ксенонит. Линзы сделаны из стекла, пропускающего ИК-лучи. Если астрофаги выделят слишком много света, линзы расплавятся. Луч расфокусируется, и резак станет бесполезен. Мне придется смиренно просить Рокки сделать новый, зато я хотя бы не оттяпаю себе ногу. Пока что все в порядке, но я не направляю луч в свою сторону.

Отскребаю сильно приставшую корочку от стены. Пакость уплывает прочь, и я выбиваю ее лопатой через отверстие наружу.

– Как там вакуумные камеры?

– В четвертой еще есть живые таумебы. В пятой и дальше все погибли.

Я лезу еще глубже в бак. Он достаточно узкий: ногами я упираюсь в одну часть цилиндра, а рукой – в противоположную. Второй рукой соскребаю слизь.

– В четвертой было 5,25 процента, верно?

– Неверно. Пять целых двадцать сотых процента.

– Значит, мы дошли до таумебы-52. Неплохо!

– Как твои успехи, вопрос?

– Продвигаюсь! Медленно, но верно.