Проект «Аве Мария»

Полная абракадабра. Неужели моя самодельная программа-переводчик вышла из строя? Проверяю. Нет, все прекрасно работает. Я изучаю формы волн. Кажется, я уже видел нечто подобное. Но эти в более низкой тональности. Если вдуматься, последнее предложение Рокки прозвучало в более низком регистре, чем вся остальная его речь. В истории записей я выделяю предложение целиком и делаю выше на октаву. Октава – понятие универсальное, не характерное исключительно для людей. Иными словами, я просто увеличиваю частоту каждой ноты вдвое.

Компьютер немедленно выводит результат:

– Сначала в экипаже было двадцать три. А теперь только я.

Понижение на целую октаву… думаю, это от избытка эмоций.

– Они… они погибли?

– Да.

Я начинаю тереть глаза. Ух ты. На борту «Объекта А» летело двадцать три эридианца. Выжил только Рокки, и, естественно, он очень расстроен из-за этого.

– Ох… – Я не могу подобрать слов. – Плохо.

– Плохо-плохо-плохо.

У меня вырывается вздох.

– Сначала в моем экипаже было трое. А теперь только я. – Я прислоняю ладонь к перегородке.

– Плохо. – Рокки со своей стороны прислоняет клешню напротив моей ладони.

– Плохо-плохо-плохо.

Мы стоим так некоторое время.

– Я посмотрю, как ты спишь, – успокаиваю его я.

– Хорошо. Я спать, – отзывается Рокки.

Руки эридианца расслабляются, и он становится похож на мертвого жука. Он больше не держится за перекладины и свободно дрейфует по своей стороне туннеля.

– Что ж, ты больше не одинок, дружище, – тихо говорю я. – Теперь мы оба не одиноки.

Глава 13

– Не думаю, что нас надо обыскивать, мистер Истон, – отчеканила Стратт.

– А я думаю, надо, – невозмутимо проговорил старший тюремный надзиратель.

Голос надзирателя, сдобренный сильным новозеландским акцентом, звучал дружелюбно, но в нем улавливались металлические нотки. Этот человек сделал целую карьеру благодаря тому, что не позволял другим вешать лапшу себе на уши.

– У нас иммунитет от любых…

– Тихо! – оборвал Истон. – Вход и выход из «Пар»[107] только после полного досмотра.

Оклендская тюрьма, которую местные почему-то называют «Пар», – единственное в Новой Зеландии пенитенциарное учреждение строгого режима. Контрольно-пропускной пункт был густо усеян камерами видеонаблюдения, кроме того каждого посетителя досматривали с помощью ручного сканера. Через детектор при входе в тюрьму проходили даже надзиратели.

Пока наши начальники спорили, помощник Истона и я отошли в сторонку. Мы с ним переглянулись, недоуменно пожав плечами. Братство подчиненных, работающих на упрямых боссов.

– Я не сдам электрошокер! – упрямилась Стратт. – Если надо, я могу позвонить вашему премьер-министру!

– Валяйте, – кивнул Истон. – И она вам скажет ровно то же, что и я: никакого оружия рядом с сидящими здесь отморозками. Даже у наших охранников только дубинки. Есть правила, которые мы не меняем. Я прекрасно осознаю масштаб ваших полномочий, но и у них есть предел. Вы не всемогущи.

– Мистер И…

– Фонарь! – скомандовал Истон, протягивая назад руку, и помощник вложил ему в ладонь карманный фонарик.

Щелкнув переключателем, старший надзиратель произнес:

– Пожалуйста, откройте рот, мисс Стратт. Мне нужно проверить, нет ли у вас там запрещенных предметов.

Стоп! Пора вмешаться, пока все не стало совсем плохо.

– Я пойду первым! – вызвался я и широко открыл рот.

Истон посветил мне в рот, и, внимательно поглядев, заявил:

– Чисто!

Стратт окатила старшего надзирателя ледяным взглядом.

– Если хотите, могу вызвать нашу сотрудницу, и она досмотрит вас более тщательно.

Несколько мгновений Стратт не шевелилась. Затем нехотя вытащила электрошокер и передала Истону. Видимо, она порядком устала. Еще никому не удавалось одержать над Стратт верх. Впрочем, она никогда вступала в бессмысленные пререкания из чистого принципа. При всей своей власти Стартт не боялась уступить, если того требовала ситуация, и редко оспаривала простые решения.

Вскоре охранники повели нас со Стратт по холодным серым коридорам тюрьмы.

– Черт, какая муха вас укусила? – изумился я.

– Терпеть не могу маленьких диктаторов в их маленьких королевствах. Прямо бесят меня! – ответила она.

– Иногда стоит проявить гибкость.

– У меня на исходе терпение, а у нашей планеты – время.

– Ну уж нет! – Я предостерегающе поднимаю вверх палец. – Вот только не надо объяснять свое ослиное упрямство тем, что вы спасаете мир!

Стратт на миг задумалась.

– Ладно, может, вы и правы.

Мы шагали по длинному переходу в самый охраняемый корпус.

– По-моему, тюрьма строгого режима – уже чересчур, – заметила она.

– Погибли семь человек, – напомнил я. – И все из-за него.

– Это была случайность.

– Это была преступная халатность! Он заслуживает то, что получил!

Охранники завернули за угол. Мы за ними. Нас словно водили по лабиринту.

– Зачем вы меня сюда притащили?

– Ради науки.

– Как всегда, – вздохнул я. – Не нравится мне здесь.

– Приму к сведению.