В коробке было полно всего. Первыми в глаза бросались несколько вещей. Во-первых, старый шарф, связанный мамиными руками. Она увлекалась вязанием, но давалось оно ей плохо. Каждый год мама обещала себе стать лучше. Покупала выкройки и нитки, объявляла, что день воскресенья будет проводить «наедине с собой». В углу комнаты отдыха в подвале освобождалось небольшое место для вязального столика. Обычно этот период занимал две-три недели. Их вполне хватало на то, чтобы связать нечто простое, вроде салфетки на стол или шарфа, решить, что этим искусством ей никогда не овладеть, запихнуть вязальную машинку обратно в коробку и спрятать на полку. Я подняла взгляд и увидела голубой контейнер – он был ровно там, куда мама его поставила в прошлом январе. Всего через несколько дней она окончательно потеряла возможность освоить вязание.
Помню, как мама с топотом поднялась по лестнице, вскинула руки к небу и объявила:
– Готово!
Вокруг шеи у нее был намотан уродливый фиолетово-зеленый шарф. Цвета вызывали отвращение, а в самом узоре угадывалась не одна ошибка. К тому же один конец шарфа был заметно уже другого.
Мы с Пейдж переглянулись, гадая, можно ли нам смеяться.
– Это мой шедевр! Что скажете? – спросила мама и закружилась.
Я захихикала, а Пейдж разразилась смехом.
– Да-да, знаю, вам тоже такой хочется, – добавила мама. – Извините, но вам не повезло. С вязанием я покончила. Теперь навсегда.
– Ну коне-е-е-ечно-о, – протянула Пейдж.
В ту самую минуту папа зашел на кухню что-нибудь перекусить. Он резко остановился и уставился на шарф:
– Это что такое?
Мама возмущенно хмыкнула и в шутку хлопнула его по руке:
– Это шарф!
Папа сжал губы и молча кивнул.
– Мама сказала, что больше никогда вязать не будет, – объявила Пейдж.
– Вот как? – усмехнулся папа.
– Да, и не пытайтесь меня отговорить, – отмахнулась мама.
– Но у тебя такой талант! – даже не улыбнувшись заметил папа.
За этим последовала пауза. Мама задрожала всем телом, и я уже испугалась, что она сейчас заплачет, но вместо этого раздался смех. Не успела я оглянуться, а мы уже все хохотали.
– Ой-ой! – пискнула мама. – Я сейчас описаюсь со смеху!
И выбежала из комнаты, хохоча на ходу.
После этого случая я спросила маму, почему она так долго и упорно старалась научиться вязать. «Я всегда задаю себе вопрос, о чем сильнее буду сожалеть: что потратила время зря или что даже не попыталась? В конце концов, ответ у меня всегда одинаковый. Попытаться стоит», – ответила мама.
Я взяла шарф и прижала его к груди. По крайней мере, об этом ей сожалеть не придется. Жалко, что мамин «шедевр» не положили к ней в гроб. Я рада, что кольца забрали, но вот этот шарф прекрасно отражал ее характер.
Мой взгляд снова упал на коробку. Я чувствовала себя пиратом, захватившим добычу. Сундук ломился от сокровищ, и мне уже хотелось никогда не уходить из подвала. Я даже перестала замечать вонь. Точнее, ее заменил аромат из коробки. Вот только от чего именно он исходил? Его не было в первых пяти пунктах моего списка, но меня обволакивал мамин дух. Я обнюхала шарф, но он оказался здесь ни при чем.
В «сундуке» скрывалась масса самых разных вещей. Уложены они были в полнейшем беспорядке, но кое-что оказалось упрятано в коробочки или мешки. Следующим я вытащила пластиковый пакет. В него было что-то спрятано, и я осторожно его открыла. Там нашлись поздравительные открытки. Я выудила розовую открытку. Крупные фиолетовые буквы гласили: «С Днем матери!»
Я совсем не помню эту открытку. В ней милое послание от Пейдж и какие-то каракули от меня. Еще в пакете нашлись открытки на Рождество, дни рождения, благодарственные, пасхальные. На самом дне лежала пачка писем, обвязанных красивой желтой лентой. Я мягко потянула за один конец, придерживая письма другой рукой, чтобы они не упали на холодный, влажный пол. Судя по тому, как аккуратно они обвязаны, в них скрывается нечто особенное.
Все они от моего отца. История их с мамой отношений. Любовные письма. Открытки на годовщину свадьбы. Фотографии со свиданий. Один снимок, оставшийся с медового месяца. А вот мой любимый кадр, папа его сделал во время нашего летнего похода. Мама сидит на берегу озера. Видимо, в тот момент она только что повернулась к папе – выражение лица у нее вопросительное. Лучи солнца падают на светлые волосы мамы, и здесь ее почти не отличишь от ангела.
Я перевернула фотографию. Своим фирменным корявым почерком папа написал: «Вот в чем причина».
«Причина
Сначала меня удивило, что папа спрятал все эти сокровища в подвале. Неужели ему не хочется держать их поближе к себе? Смотреть на них иногда? Вспоминать?