Проект «Феникс»

— Да, Тернэ. Сосредоточимся на нем. Попробуем восстановить его передвижения, чтобы яснее видеть цели и установить связь и с твоими, и с моими находками. Наверняка найдутся детали, которые высветят нам все остальное. Ты работала с его личностью и его прошлым, так что тебе начинать.

Люси была словно наэлектризована. Она начала говорить, а Шарко — записывать.

— У меня ощущение, что начало наша история берет в восемьдесят четвертом году: это год первой встречи Тернэ с незнакомцами на ипподроме. Наверняка один из таинственных незнакомцев — автор видеозаписи на кассете… а может быть, снимали они оба. Это точно. И нет никаких сомнений в том, что именно их двоих нам и надо отыскать. Думаю, они ровесники или почти ровесники самого Тернэ, потому что в шестьдесят шестом году уже существовали на этом свете и действовали. Один из них или оба сразу нашилюди.

— Только поспокойнее, ладно? Постарайся не делать чересчур поспешных выводов, лучше продолжай. Пожалуйста.

— Хорошо. Значит, восемьдесят четвертый и восемьдесят пятый годы… Встречи нашей троицы продолжаются, Тернэ замыкается в себе, становится скрытным и загадочным. Люди с ипподрома, одну за другой, передают Тернэ кассеты. Та, копия которой у нас, «Феникс номер один», была первой.

— Зачем они передают Тернэ кассеты?

— Чтобы познакомить его со своими открытиями? Чтобы поставить его в известность о том, что есть некий… некая программа научных исследований? Какой-то чудовищный проект, в котором и он мог бы принять участие? «Феникс номер один» стал как… как бы предисловием… Из него должно было родиться что-то еще.

— А как эти трое познакомились?

Люси ответила, ни на секунду не задумавшись:

— Ну, это-то ясно. Тернэ был известным врачом, известным ученым, потому они к нему и пришли.

— Ага, очень вероятно. Давай дальше.

— Год восемьдесят шестой. Развод, переезд Тернэ в Реймс. Там он немедленно выходит на беременную женщину по имени Аманда Потье и становится ее лечащим врачом. Январь восемьдесят седьмого. Он принимает у Аманды роды, на свет появляется Грегори Царно, а сама Аманда умирает. Плацента Аманды не похожа на обычную для страдающих преэклампсией женщин: слишком много кровеносных сосудов, плацента буквально опутана сосудами. Тернэ берет у ребенка кровь на анализ. В крови скрывается ДНК, а в ДНК скрывается какая-то тайна. Феникс?

— Минутку-минутку… Хм, а что? Может, и так.

— Девяностый год. Тернэ возвращается в Париж, устраивается работать в Нейи. А дальше я почти ничего не знаю.

— Тем, что дальше, занимаются ребята из уголовки. Встречаются с коллегами Тернэ, с его друзьями, знакомыми. Увы, никакой информации об этом у нас нет, да и не будет.

— Ладно, пока не сильно-то она нам и нужна. Поехали дальше.

Шарко кивнул и приступил к отчету:

— Теперь — что у меня? Две тысячи шестой — год публикации книги «Ключ к замку». Написать эту книгу Тернэ помогает молодой аутист, и, между прочим, там нет о нем даже упоминания. Тернэ упрятывает в своей книге семь генетических профилей. Царно, Ламбер и еще пятеро, которые, по-видимому, должны обладать теми же, что и эти двое, характеристиками. — Комиссар несколько секунд помолчал, потом добавил: — Все семеро наверняка высокие, крепкие, совсем молодые. Все левши, и у всех непереносимость лактозы. Все, думаю, временами впадают в ярость, проявляют невероятную жестокость. Если Тернэ не принимал всех как акушер, то должен был, по крайней мере, знать их с детства. Как ты считаешь, почему у семи разных людей могут быть такие похожие качества?

— Манипуляции с генетикой? — предположила Люси. — Семерых будущих матерей чем-то, неизвестно чем, «лечили» во время беременности так, что им самим не было об этом известно? Аманда Потье и Тернэ были близкими друзьями. Он наблюдал ее как врач, она была одинокой и разочарованной в жизни, и он запросто мог пичкать ее, чем только пожелает. Ну и почему бы ему не поступать так же с другими беременными? Ему самому или еще какому-то врачу… Из тех, с кем Тернэ встречался на конференциях, посвященных преэклампсии, или работая над докладами. Или, например, из тех, кто, как и он, увлекался евгеникой? Мы же знаем, что он проповедовал свои идеи везде, где только мог. И адепты этого учения вполне могли сгруппироваться, образовать нечто вроде секты.

Шарко снова кивнул:

— За исключением секты, все вроде срастается.

— Угу. Когда вот так вот сравниваешь пересекающиеся линии расследования, сразу видно, что это работает, можно подвести кое-какие итоги. Возможно, Тернэ и не принимал всех семерых, но в любом случае он был знаком с их матерями. Он или те два типа, которые знали ровно столько же, сколько он сам. Или больше.

Шарко согласился: опять все срослось.

— Еще что-нибудь есть?

— Есть. И не такая уж незначительная подробность. Год две тысячи десятый. Кража кроманьонца и расшифровки его генома в Лионе.

Комиссар снова взял в руки снимки. Потом два отложил и стал вглядываться в тот, на котором был изображен доисторический человек, лежащий на столе.

— Верно. Каков истинный мотив этой кражи? Мы пока над этим основательно не думали…