Люси подула на руки, чтобы согреть их. Открытие, сделанное судмедэкспертом, безусловно, ставило под сомнение виновность Грегори Царно: если его мозг был поражен тем же заболеванием, что у Ламбера, это могло побуждать его к действиям, идущим вразрез с его собственной волей, происходившим независимо от сознания. В голове Люси роились вопросы. Каким образом Феликс Ламбер подцепил «эту штуку»? Не она ли, «штука», больше всего и привлекала Стефана Тернэ? Но тогда при чем тут плацента и роды, почему акушер-гинеколог интересовался Царно задолго до того, как тот появился на свет? Могло ли «лечение» — допустим, какие-то препараты, введенные матери до или во время беременности, — спровоцировать такой ужас у сына? И какое, черт возьми, отношение все это вместе имеет к амазонским джунглям?
Судмедэксперт тем временем продолжал объяснять:
— Те отделы мозга, которые отвечают за эмоции, работая нормально, используют содержащийся в нейронах серотонин, нейромедиатор центральной нервной системы, который одновременно подавляет агрессивность. При дефиците серотонина человек как бы возвращается в свое первобытное состояние, и все его основные потребности сводятся отныне только к тому…
— …Чтобы обеспечить себе выживание, — поторопился закончить за друга Шарко.
Поль кивнул.
— Странно, что ты сейчас это сказал, и странно, что сегодня вечером мы говорили о непереносимости лактозы. То и другое имеет отношение прежде всего к эволюции, то и другое напомнило мне кое-что, с чем я столкнулся, еще учась на медицинском.
— Расскажи!
— Может, не надо? Как-то это глупо, даже смешно… Я не говорил об этом вашим коллегам, и я…
— Нет, пожалуйста, мы хотим, чтобы ты всё нам рассказал!
Доктор несколько секунд поколебался, но потом заговорил снова:
— Если уж совсем откровенно, то, увидев мозг этого молодого человека, я подумал: а как этот человек вообще мог жить? Как он мог есть, пить, спать? Одна пятая мозга Ламбера находилась в жутком состоянии, и с точки зрения неврологии вообще непонятно, почему он сразу не умер. Любой специалист-невролог в обморок бы упал, увидев такое! Но тут я вспомнил о Финеасе Гейдже, строителе, который жил в позапрошлом веке в США, в штате Вермонт. То, что с ним случилось, описано во всех учебниках неврологии. Во время взрыва, произошедшего в тысяча восемьсот сорок восьмом году при прокладке железной дороги, в голову Гейджа сверху воткнулся железный прут. Прут этот прошел через мозг, и кончик его вышел из левого глаза. Лобные доли были в значительной степени разрушены, но раненый чудесным образом выжил и даже быстро выздоровел. Вот только некоторое время спустя близкие заметили, что у него резко поменялся характер: их до того порядочный, благожелательный, прямой Финеас стал холодным, бесчувственным, порой — грубым и агрессивным, темперамент его превратился в холерический. Но ни способности мыслить, ни способности к выживанию он не потерял! — Шене оперся о стол. — Ну и сегодня предполагают, что металлический прут повредил только лимбическую систему мозга Гейджа, в частности миндалевидную железу, не затронув другие зоны, и примечательно, что рептильный мозг остался у него полностью неприкосновенным.
— Рептильный мозг, лимбическая система… Будто по-китайски говоришь! Объясни, пожалуйста.