Проект «Феникс»

— Как мне объяснила Лутц, он ел и рисовал правой рукой, потому что приемные родители заставляли его быть правшой. С древнейших времен леворукость воспринималась людьми как недостаток, если не проклятие или метка дьявола. Особенно в Средние века. Ну а Царно, стало быть, являлся лжеправшой, он был вынужден стать правшой под давлением родителей-католиков. Так уж его воспитывали.

Люси задумчиво посмотрела на психиатра и, помолчав, сказала:

— И тем не менее… он зарезал мою дочь левой рукой. Шестнадцать ударов ножом без малейшего колебания.

Дюветт встал и принес две крохотные чашечки кофе.

Люси продолжала размышлять вслух:

— Так, будто леворукость спряталась в нем и никогда его не покидала…

— Именно, именно. И вот такие детали больше всего интересовали Еву Лутц. Возможно, леворукость передается по наследству, по сути, это явление генетическое, и при определенных обстоятельствах воспитание, будучи не способно ничего противопоставить генам, сдает позиции. Мне кажется, здесь она искала подтверждения именно этой теории.

Люси покачала головой, глаза ее смотрели в пустоту.

— Но этим нельзя оправдать его преступление. Этим нельзя оправдать убийство.

— Наверное, нет, нельзя. Но мне нужно сказать вам еще кое-что. Во-первых, мадемуазель Лутц непременно хотела увезти отсюда фотографии Царно: ей, дескать, нужны фотографии, чтобы «легче было припомнить» каждого из опрошенных, когда дело дойдет до написания работы. Ну, я отдал ей копии фотографий из досье, сделанных по системе Бертильона: фас и профиль, — к антропометрическим данным доступ не закрыт. А во-вторых, понятия не имею, какое отношение это имеет к леворукости, но я видел, как изменилось поведение Евы Лутц, стоило ей увидеть стену камеры Царно с перевернутым рисунком. Она буквально засыпала меня вопросами о происхождении «фрески»: когда Царно это нарисовал? Зачем? Пытался ли кто-нибудь получить от него объяснения? Казалось, при виде этого рисунка она сильно возбудилась, прямо-таки распалилась.

— И вы не поняли почему?

— Нет… Но понял, что после этого изменилось и ее мнение о Грегори Царно. Увидев рисунок на стене, она стала смотреть на моего пациента, как… как зачарованная…

Люси вздрогнула. Быть зачарованной чудовищем?

— Она уехала, ничего для меня не прояснив, и больше я ее не встречал. А сегодня узнал, что девушка мертва. Все это очень странно.

Люси молча допила кофе, ей никак не удавалось прийти в себя, слишком ее поразило все услышанное. Но здесь больше не о чем говорить, здесь больше нечего делать. Для того чтобы свернуть разговор, она задала несколько дежурных вопросов, поблагодарила Дюветта и вышла из тюрьмы. Рухнув на сиденье машины, она несколько минут вертела в руках небольшой полуавтоматический пистолет, всегда лежавший в бардачке рядом с парой старых шерстяных перчаток и стопкой ни разу не прослушанных дисков. Ей стало легче, когда она взяла в руки пистолет. Тяжесть рукоятки, холодок металла успокаивали ее…

Она приехала сюда за ответами, а уезжает с еще большим количеством вопросов. Что творилось в голове у этой Евы Лутц? А в голове Царно? А в головке Клары, когда к ней наклонился этот почти стокилограммовый гад? Столько неизвестного, столько непонятного, чего, похоже, уже никогда не прояснишь и не поймешь.

Люси положила пистолет на место. Она завела себе оружие, потому что в глубине души всегда надеялась разрядить его в убийцу своей девочки. Проникнуть тем или иным способом в здание суда и выстрелить ему в голову — так, чтобы сразу. Но ей не хватило смелости это сделать. Потому что была ведь еще Жюльетта, и материнский долг предписывал ей неусыпно заботиться о единственной теперь дочери.

Тронувшись с места, Люси глянула в зеркало заднего вида и поняла, что вот-вот расплачется. Она резко затормозила, вынула мобильник и набрала номер Жюльетты, ее телефон всегда находился в школьном ранце. И если та сейчас в классе, не важно. Ей нужно поговорить со своей девочкой, услышать ее голос, убедиться, что все в порядке, пусть даже звонок помешает учительнице вести урок.

К сожалению, она попала на автоответчик. И оставила на нем длинное сообщение, полное любви…

12

Франк Шарко с непокрытой головой шел под проливным дождем. Ветер усилился, от его ледяных шлепков горели щеки. Комиссар поднял воротник и, сунув руки в карманы, двинулся дальше по кладбищу.

Траурную процессию он обнаружил в конце шестой аллеи. Черные силуэты выстроились в ряд, и единственным признаком того, что это живые люди, была их борьба с зонтами, так и норовившими вырваться или вывернуться наизнанку. Скорее всего, тут приемные родители Грегори Царно, родственники — тетки, дядья. Люди, для которых этот убийца оставался подобием человека. Люди, терзаемые вопросами, на которые они никогда не получат ответов. Вымокшие насквозь могильщики опускали в черную дыру деревянный ящик.