Все четверо с четырех разных сторон подошли к вершине голого, лишенного растительности холма. Они выстроились в ряд и несколько секунд стояли, подняв Руки. Потом к холму подлетел грузовой вертолет и забрал их оттуда.
«На ком то, второе убийство?» — подумал тот, у кого была поломана рука.
Ответ прозвучал сразу в четырех головах: — Берриман спровоцировал реакцию. Но Хогарт открыл огонь до того, как жертва была наверняка мертва. Следовательно, по установленным правилам, убитый засчитывается обоим.
Вертолет с четырьмя боевыми машинами подпрыгнул, скользнул вниз, вдоль склона холма, и, негромко стрекоча, полетел сквозь ночь, едва не задевая верхушки деревьев — на восток, к дружественной Панаме.
Я нисколько не обрадовался тому, что передо мной в солдатике был Сковилл. Надо посидеть круглые сутки напролет, понаблюдать за тем, что делает предыдущий механик, а потом уже брать солдатика, одушевлять его, чувствовать на своей шкуре, как боевая машина переменилась за время, прошедшее после твоей предыдущей смены. Например, как три пальца твоего солдатика вышли из строя.
Когда сидишь в кресле одушевителя, ты — только наблюдатель, ты не подключен к остальным из группы, а это чертовски неудобно. Мы строго чередуемся, так что механику каждого из других девяти солдатиков в группе тоже дышит в затылок сменщик.
Все слыхали про случаи, когда сменщику приходилось срочно брать на себя контроль за боевой машиной. В это легко поверить. Последний день — всегда самый тяжелый, даже без дополнительных стрессов, возникающих из-за того, что за тобой все время наблюдают. Если кто-нибудь сходит с ума, если у кого-то случается инфаркт или инсульт — это всегда происходит на десятый день.
Механикам совершенно не грозит физическая опасность, они сидят в глубоком бункере в Портобелло. Но уровень смертности и выхода из строя по болезни у нас даже выше, чем в действующей пехоте. Нас косят не пули, а наши собственные мозги и вены.
Мне или кому-нибудь из моих механиков приходится тяжко, когда возникает необходимость подменить кого-то из группы Сковилла. Его группа — охотники и убийцы, а наше дело — «изводить и удерживать противника», мы — ИУ-группа. Мы часто сотрудничаем с отделом Психологических Операций. А убивать нам приходится не часто. Нас отбирали не за такие качества.
Уже через несколько минут все десять наших боевых машин благополучно прибыли в гараж. Механики отсоединились, скорлупки экзоскелетов пораскрывались. Ребята Сковилла выбрались наружу, двигаясь, словно старички и старушки, несмотря на то что постоянно упражняли свои мышцы и привыкли одолевать усталость. Все равно, никак нельзя отделаться от мерзкого ощущения, что, не вставая, просидел на одном месте все девять дней напролет.
Я отключился. Моя связь со Сковиллом не слишком тесна, совсем не то что почти телепатия у десяти механиков одной группы. И все равно это было то еще потрясение — когда мое сознание снова стало только моим, и ничьим больше. Неудивительно, что в голове у меня помутилось.
Мы находились в большой белой комнате. Здесь стояли десять механических скорлупок-экзоскелетов и десять кресел-одушевителей, похожих на причудливые кресла из парикмахерской. Сзади висела огромная, во всю стену, подсвеченная карта Коста-Рики, на которой разноцветными огоньками отмечались места работы групп наземных или летающих боевых машин — солдатиков и летунов, как мы их обычно называли. Остальные три стены были заняты мониторами и кнопками Управления с условными обозначениями. Люди в белых халатах прохаживались возле мониторов и проверяли показания.
Сковилл потянулся, зевнул и пошел ко мне.
— Жаль, что ты считаешь это последнее проявление насилия излишним. Мне казалось, что ситуация требовала немедленных решительных действий.
Господи! Достал этот Сковилл своими поучениями. Тоже мне, доктор досужих наук!
— Тебе всегда так кажется. Ты должен был предупредить их снаружи, чтобы у них было время сориентироваться в ситуации. Подумать — и сдаться.
— Ну да, конечно. Как это было в Ассенсьоне.
— Такое произошло всего один раз.
Мы тогда потеряли десять наземных боевых машин и одну летающую — они попали в примитивную ядерную ловушку.
— Да, и я не хочу, чтобы второй раз пришелся на время моего дежурства. В мире стало на шесть Педро меньше — только и всего, — Сковилл пожал плечами. — Пойду, зажгу светильник.
— Десять минут до настройки! — раздалось из громкоговорителя. Да за это время скорлупки и остыть не успеют! Я поплелся следом за Сковиллом в раздевалку. Он пошел в одну сторону — переодеваться в гражданскую одежду, а я — в другую, туда, где ждала моя группа.
Сара уже почти разделась.
— Джулиан, хочешь меня обработать?
Да, я, конечно же, хотел — как, впрочем, и большинство наших парней плюс одна дама, я хотел — и Сара это прекрасно знала, хотя это было не совсем то, о чем она просила. Сара сняла парик и протянула мне бритву. За три недели у нее успел отрасти премиленький блондинистый ежик. Я аккуратно обрил ей голову у основания черепа, вокруг места, где был вживлен имплантат.