Проект «Юпитер»

Марти дал ему полотенце и лабораторный халат чтобы Джулиан не простудился на сквозняке от кондиционера. Они сели на стулья с жесткими прямыми спинками возле лабораторной кушетки, вернее, даже двух парных кушеток, оснащенных специальными шлемами. С высоты десятого этажа открывался превосходный вид на университетский городок, мокрый после дождя.

— Я отпустил всех помощников на всю субботу, — сказал Марти, — и переключил все телефонные звонки на домашний номер. Нам никто не помешает.

— В чем не помешает? — спросил Джулиан. — Что ты задумал?

— Я и сам хотел бы знать это наверняка до того, как мы подключимся. Но, по-моему, имеет смысл сохранить это между нами, хотя бы на какое-то время. — Марти показал на приборную панель в другом конце комнаты. — Если бы там сидел кто-нибудь из моих ассистентов, он мог бы подключиться в одностороннем порядке и все подслушать.

Джулиан встал и внимательно рассмотрел оборудование лабораторной кушетки.

— А где кнопка прерывания сеанса?

— Кнопка не нужна. Достаточно просто подумать «хватит», и связь оборвется, — Джулиан посмотрел на него с сомнением. — Это новая технология. Не удивительно, что ты о ней не знаешь.

— И тем не менее ты будешь контролировать связь.

— В целом — да. Я буду держать под контролем ощущения, но это обычное дело при таких сеансах. Я смогу изменять ощущения так, как тебе захочется.

— Это будет односторонняя связь?

— Мы можем начать с односторонней связи, потом частично перейти на двустороннюю, в «потоке беседы», когда сосредоточимся на мысленном общении, — Джулиан знал, что Марти не мог ни с кем войти в полный контакт. Он специально лишил себя этой способности из соображений безопасности. — Это будет совсем не так, как было у тебя с боевой группой. Мы не сможем по-настоящему, до конца, проникнуть в сознание друг друга. Просто будем понимать друг друга быстрее и полнее.

— Хорошо, — Джулиан улегся на кушетку и тяжело вздохнул. — Тогда давай начнем.

Оба устроились на кушетках, приладили к шеям мягкие воротники шлемов, освободили эластичные трубки с жидкостью от пластиковых креплений и повертели головами, пока имплантаты не подсоединились к разъемам как следует. Потом передние половинки шлемов опустились, закрыв лица.

Прошел час, и забрала шлемов с легким шорохом открылись. На лице Джулиана блестели капельки пота.

Марти сел на кушетке. Он заметно посвежел и приободрился.

— Разве я не прав?

— Прав, наверное. Но я все равно хотел бы сам съездить в Северную Дакоту.

— В это время года там очень хорошо. Никаких Дождей.

* * *

Когда я покинул лабораторию Марти, дождь угомонился, но, как тут же выяснилось, ненадолго. Я увидел, что над студенческим центром ливень хлещет вовсю и полоса дождя быстро движется в мою сторону. Поэтому я поставил велосипед обратно на стоянку и вернулся в помещение — и тут как раз хлынул ливень.

На крыше здания находилось шумное, ярко освещенное кафе под куполом. Это было как раз то, что надо. Я слишком долго пробыл взаперти внутри двух черепных коробок, занятый изматывающими размышлениями.

Несмотря на то что сегодня была суббота, в кафе было полно народу — наверное, из-за плохой погоды Мне пришлось выстоять в очереди целых десять минут прежде чем я добрался до прилавка и смог заказать себе чашку кофе и булочку, а потом еще оказалось, что все стулья заняты и негде даже присесть. Но внутри купола вдоль края крыши шел бордюр как раз подходящей высоты, чтобы на него можно было облокотиться.

Я еще раз перебрал мысленно все, что узнал от Марти. Десятипроцентная летальность при операциях по вживлению имплантатов — не совсем верная цифра. На самом деле семь с половиной процентов пациентов умирают, два и три десятых процента получают тяжелое повреждение мозга, два с половиной процента отделываются более легкими, восстановимыми повреждениями, а еще у двух процентов пациентов получается так, как это вышло у Амелии — никаких вредных последствий после операции не остается, но имплантат не действует. Согласно статистике смертности, около половины умерших — призывники, которых без их согласия направили на службу механиками, и погибают они из-за того, что не могут выдержать сложностей работы с солдатиками в боевой группе. Довольно большая часть других смертей происходит из-за несовершенства хирургической техники и плохого операционного оборудования в Мексике и Центральной Америке. Марти считал, что по большому счету для таких операций сейчас уже практически не нужно участие оперирующего хирурга, разве что для контроля на случай непредвиденных осложнений. Господи боже, автоматическая нейрохирургия! Но Марти уверен, что имплантация проходит на несколько порядков проще, если человеку потом не надо будет работать механиком, в боевой группе солдатиков.

И даже если отбросить эти десять процентов смертей, все равно остается одна сотая процента самоубийц, которые так или иначе сводят счеты с жизнью у Бостонской стены.