Проект «Нужные дети»

— Здравствуйте! — прозвенел возле моего уха колокольчик. Я обернулся. На меня уставилась пара больших светло-синих глаз, обрамленных пушистыми рыжеватыми ресницами, никогда не знавшими косметики. Круглой, почти детской мордашке придавала озорной вид копна каштановых волос с косой челкой на одну бровь.

— Привет, рыжик! — улыбнулся я от души. — Я ищу профессора Зухеля. Его очень хочет видеть волхв Белогор.

— Иннокентий Абрамович сейчас освободится. А что случилось со Стасом?

Я машинально отметил про себя это слово — «Стас». Надо же! У сурового волхва, оказывается, есть поклонницы!

— Он… немного перетрудился и ему требуется квалифицированная помощь профессора.

— А вы в самом деле приехали, чтобы помочь нашему центру?

Опаньки! Про нас с Олегом уже начали складывать легенду. М-да, а вот в герои я как-то особо не собирался…

— Скорее это мы к вам приехали за помощью, Аня. Но, думаю, мы тоже сумеем быть вам полезными.

В этот момент профессор Зухель наконец-то заметил мое присутствие.

— Интересуетесь нашими достижениями, Дмитрий Алексеевич?

— Вообще-то, да, Иннокентий Абрамович. Но сейчас надо помочь Белогору. Он… сильно выдохся после… ответственного…

— Не трудитесь с экивоками, молодой человек, — отмахнулся Зухель. — Здесь принято называть вещи своими именами. Я так понимаю, наш уважаемый волхв опять опробовал свои необычные способности без предварительной подготовки?

Я пожал плечами.

— Он назвал это психокинезом…

— Что ж, можно и так сказать. Но только ведь дар дается человеку не для того, чтобы с ним забавляться или бездумно расходовать! — профессор явно расстроился от моего сообщения. — Идемте, Дмитрий Алексеевич, возможно, мне потребуется ваша помощь.

Мы быстро вернулись в кабинет Стаса и обнаружили его лежащим навзничь посреди помещения. Видимо, он пытался самостоятельно добраться до диванчика в углу, но сил не хватило.

Вдвоем с Зухелем мы дотащили бесчувственного волхва до дивана, я сунул ему под голову какой-то толстый справочник, лежавший рядом на журнальном столике, а профессор достал из кармана своего старомодного лабораторного халата странный приборчик, похожий на цветок какого-то растения, и приложил его венчик сначала ко лбу, а затем поочередно к вискам Стаса. Потом считал показания с крохотного экранчика и вновь закрепил прибор на лбу Белогора.

— Ну, вот. Теперь примерно час-полтора он будет спать, пока не восстановится энергетический потенциал лобной чакры, — резюмировал Зухель. — У нас образовалось время на небольшую экскурсию.

— А… что это за прибор? — поинтересовался я, завороженный его действиями.

— Обычный ментальный сканер — одна из наших ранних разработок. Я имею в виду свою прежнюю лабораторию в Институте нейропсихологии…

— Неужели наша наука продвинулась так далеко?!

— Э-э, молодой человек! Вы даже не представляете, сколько всего необычайного происходит, так сказать, на переднем крае науки! Это ведь только в официальных пресс-релизах и постановлениях пишут трескучие фразы о борьбе с так называемой лженаукой, объявляют «охоту на ведьм», клеймят шарлатанами ученых, идущих не в ногу с устоявшейся парадигмой. На самом деле все обстоит как раз наоборот!

Мы вернулись в лабораторию психогенетики, и профессор предложил мне чашечку зеленого чая с какими-то травами. Обожаю этот напиток!

— Вы хотите сказать: сила дьявола в том, что он сумел убедить всех в том, что он не существует?

— Ну, зачем же сразу — дьявол? Все гораздо проще. Люди, действительно заинтересованные в прогрессе, давно поняли, что самым эффективным методом познания является любопытство, а вовсе не расчеты и прогнозы. Именно так были сделаны почти все Великие открытия, и только когда науку превратили из искусства в придаток технического прогресса, процесс познания резко затормозился!

— Но позвольте, Иннокентий Абрамович, — искренне изумился я. — Факты утверждают обратное. Наоборот, темпы научно-технического прогресса непрерывно нарастают в течение всего последнего столетия!

— Это видимость, Дмитрий Алексеевич! Одна видимость. Все эти научно-технические достижения — суть количественная реализация тех открытий, что были сделаны в прошлые века. Я не буду тратить время на приведение примеров — вы их и сами легко найдете. Я хочу сказать о другом. Кто-то уже к середине двадцатого века догадался, к чему приведет бездумное пестование прогресса, и тогда в наиболее развитых странах почти одновременно начали возникать специальные засекреченные властями учреждения, куда стали собирать наиболее свободно и нестандартно мыслящих ученых. Первоначально им ставили примерно одни и те же задачи: выявить самые перспективные направления исследований, сформулировать основные постулаты новой, альтернативной научной парадигмы, способной стать стержнем науки в двадцать первом веке. И вот, независимо друг от друга, группы этих «головастиков» пришли к почти одинаковым выводам!

— Погодите, — снова не выдержал я. — То есть вы хотите сказать, что где-то с семидесятых годов прошлого века в науке произошел кардинальный поворот?