Проект «О.З.О.Н.»

Как-то так получилось, что бар стал местом отдыха для мужчин, а женщины расслаблялись в актовом зале, устраивая там многочасовые танцевальные вечера. Бывало, что в бар заглядывали представительницы прекрасного пола, и тогда это становилось событием для всего заведения на весь вечер. Случалось, что мужички наведывались на танцы и тоже не знали отбоя в предложениях составить даме компанию до конца развлекательной программы. Но чаще всего разделение по стилю отдыха и постоянному контингенту сохранялось неизменным.

Блоха поглазел по сторонам, выискивая Вахтера. Тот засел в дальнем углу бара, едва различимый в уютной полутьме, и медленно потягивал третий стакан за сегодня. Спать не хотелось, ведь он неплохо прикорнул на дежурстве, вот и сидел в гордом одиночестве.

– Здорово, Вахтер! – Витька сел на свободный стул, схватил стакан Миклина (тот недавно поставил его на стол после очередного глотка) и залпом допил сладковатое хмельное пойло.

– Э! Ты чего?! – Вахтер сжал правую руку в кулак, то ли собираясь съездить по лицу наглеца, то ли стукнуть по приколоченной к чурбаку стенке от фанерного ящика. В убежище с мебелью были проблемы, вот и выходили из положения как могли.

– Прости, в горле пересохло. – Блоха вернул пустой стакан на место. – Я весь бомбарь обежал, прежде чем тебя нашел. Пошли к Зубру.

Вахтер удивленно уставился на денщика. Александр Семенович впервые звал его к себе, и это заставляло задуматься.

– Зачем я ему понадобился?

Леха тянул время, перебирая в уме возможные варианты. В ходку Зубр отправить его не может, другую, подходящую для калеки, работу в убежище не больно-то и найдешь. По всему выходило, кто-то заметил его бессовестно дрыхнущим на посту, доложил об этом коменданту, и тот решил дать нагоняй, чтобы жизнь медом не казалась.

«А ну как Вахтер узнает правду и заартачится? Он хоть и калека, а покрепче меня раза в два будет. Такого силком в кабинет Зубра не затащишь. Лучше прикинуться дурачком», – подумал Витька и сказал:

– А я почем знаю? Он мне не докладывает. Велел тебя найти и позвать, вот я и зову.

«Если разговор зайдет о сне на посту, скажу, что я плохо сплю ночами из-за боли в ноге и нравственных терзаний», – решил Миклин, вставая из-за стола.

– Ну пошли, что ли, Блоха. И, это, за бражку должен будешь.

* * *

Пока денщик выполнял поручение, Зубр не терял времени даром. Кулибин смастерил из подручных материалов подобие раций, чтобы члены Совета в любой момент могли делиться умными мыслями о выживании бомбаря и договариваться о предстоящих совещаниях. С помощью такого устройства Зубр и вызвал к себе Знахаря, как не раз это делал за последние две недели, и попросил заодно принести с КПП возле шлюза журнал регистрации.

Знахарь явился на зов незадолго до того, как в дверь постучали и Блоха с Вахтером вошли в кабинет. Зубр только-только долистал журнал до страницы с записями за текущий день, но не успел прочитать ни строчки.

При виде Миклина поутихшие было эмоции запылали в душе коменданта с новой силой. Он боялся потерять Кузьму точно так же, как много лет назад потерял первую жену, а потом и Татьяну. Боялся остаться один на один с безумным миром, ведь, когда знаешь, что ты кому-то нужен и рядом есть близкая душа, намного легче сносить невзгоды и трудности, а любая, даже самая крохотная радость, становится чуть ли не событием вселенского масштаба. Все потому, что в одиночку маленькая лужа – океан, а когда все вместе, то и море по колено, и горы по плечо.

Производным от этого страха стало отчаяние. Зубр корил себя, что так и не сумел установить полноценный контакт с Кузьмой. Будь это не так, он бы почувствовал желание приемыша быть полезным, стать нужным винтиком в сложном механизме выживания убежища и направил бы его потуги в правильное русло. А он не просто этого не почувствовал, он всегда отмахивался от Кузьмы, как от назойливой мухи. Ему гораздо важнее было знать, как живет и что думает население бомбаря, чем заботиться о мыслях и желании приемного сына проводить больше времени с ним. Зубр считал это проявлением излишней слабости, и вот результат. Кузьма проигнорировал его требования, пошел наперекор воле пусть не родного, но все же отца, проявил культивируемую в нем с детства самостоятельность, а в итоге подверг опасности не только себя, но и жизнь поверившего ему друга.