Ханебо указывает на стены. Только сейчас я замечаю, что они увешаны небольшими картинами в рамках. Часть картин – какая-то размазня по типу той, что продаётся на аукционах за баснословные суммы под видом высокого искусства. Часть картин вполне осмысленны, в беспорядочных мазках проглядывают предметы, люди, животные. Две же картины, видно, написаны рукой художника. Экспозиция, светотень, перспектива, выдержанность контуров… Я сразу увидела, чем эти картины похожи: везде есть мужчина и женщина. Разные волосы, разная одежда. Разная обстановка. Но везде чувствовалось особое отношение между ними.
Они – семья.
И в обеих картинах есть дети. Маленький мальчик, тихо усевшийся в углу. Маленькая девочка, плачущая у окна…
Я вспомнила нашу дочь. Она ещё младенец, с ней няни, но даже в таком возрасте не будет ли она скучать по маме? Я представила её маленькое пухлое личико и сказала:
«Дождись меня, любимая».
Я открываю только что пришедшее сообщение.
– В документах упоминается ещё один проект, – читаю я вслух. – Однако нам не удалось найти какой-либо детальной информации о нём.
Проект «Ода».
К письму приложен файл. Текст. Рассказ на одну страницу, больше похожий на сочинение школьника в духе «как я провёл лето». Он пишет о том, как родители ссорятся и разводятся, а его, маленького ребёнка, забирает мать.
Отнимает у родного отца.
Это не просто похоже на сочинение школьника – это настоящий рассказ ребёнка. Короткие однообразные предложения, скупой язык, странное сочетание слов. Хотя ни единой ошибки. Орфография, синтаксис, пунктуация – всё безупречно. Но стиль и постоянное упоминание «любимого отца» не позволяют уйти ощущению, что творила рука ребёнка.
И тем было страшнее.
Что за проект «Ода» и какое отношение к нему имеет ребёнок?
Со стороны лестницы раздаётся звук, и мы разом направляем туда пистолеты – я, Ханебо и наши стражи. Там стоит человек в белом халате поверх цветастой одежды, в наушниках-лопухах и очках, сухощавый брюнет с бакенбардами.
Тиэль Бахвальд. Собственной персоной!
– Руки! – кричит Ханебо.
– С-спокойно, – говорит Тиэль, нервно усмехаясь и поднимая руки. – Кто вы такие?
– Живое воздаяние. Боюсь, лицензия твоей лаборатории истекает сегодня, Тиэль.
– А-а, – протягивает он. – Я, кажется, узнаю вас. Мы виделись то ли в Каире, то ли ещё где… Как вы узнали про это место и зачем оно вам сдалось?..
– Вопросы здесь задаём мы, – перебиваю я. – Отвечай: что за проект «Ода»?
Тиэль округляет глаза.
– А-а… Эм, кхм-кхм… Мне пора!
Он резко разворачивается и убегает под звон наших пуль. Потолок над лестницей слишком низкий – Тиэль скрывается с глаз!
Мы бежим за ним со всех ног и подгоняем своих стражей. Ему нельзя дать сбежать!
Лаборатория внезапно сузилась, превратилась в сеть металлических тоннелей, залитых голубым светом. Вправо, влево – проход петлял, и Тиэль следовал за ним, точно змея в родном гнезде.
После поворота мы вдруг влетели в облако дыма.
Обычный горячий пар, где-то рядом трубу прорвало. Но мы потеряли Тиэля из виду: здесь мог быть перекрёсток.
Мы вылетели из облака, не сбавляя скорости и не поворачивая. Надеялись на удачу.
И удача нас подвела. Проход петлял и петлял, темнел, а Бахвальда мы больше не видели.
Через несколько минут мы вышли на перекрёсток, и я интуитивно свернула направо. Мне казалось, что если в том облаке и был поворот, то вывести он должен был сюда, с левой стороны. А значит, Тиэль убежал направо.
И мы набрели на открытую дверь.
Внутри – глухой кабинет: шкафы, кулер с водой, стол с бумагами и ноутбуком. И Тиэль перед столом, спиной к нам.
– Руки! – кричу я, направляя на него пистолет.
Бахвальд судорожно оборачивается и поднимает руки.
– Спокойно, спокойно!
– Мы совершенно спокойны, – хладнокровно говорит Ханебо. – Что ты там делал?
– Я вызвал охрану, – говорит Тиэль.
– Спятил?
– Нет. Я вам нужен живым, не правда? Ну, не хмурьтесь. Нужен. Значит, вы меня не убьёте. А заботиться о том, чтобы я вам не мешал – ваша прерогатива.
Он меня бесил. Слишком много болтает. И слишком много пафоса себе позволяет. Но он был прав.
– Что за проект «Ода»? – повторяю я.
Невозмутимая мордочка. Так и хочется зарядить стражем.
– Понятия не имею, – отвечает он. И улыбается.
– Не валяй дурак и не ищи границы моего терпения. Это твоя лаборатория. Тебе известно обо всём, что здесь происходит. Что за «Ода»? Что за ребёнок?!
Бахвальд подавился смешком, но быстро посерьёзнел.
– Я не знаю ни о каком ребёнке.
– И о проекте? – говорю я, щурясь.
– И о проекте.
– Тогда мы просто прочитаем о нём в твоём ноутбуке, – говорит Ханебо.
На лице Тиэля ни один мускул не дрогнул.
Мой телефон вибрирует. Но сейчас не до чтения!
– Пожалуйста, – соглашается Тиэль. И улыбается.
Я мельком гляжу на Ханебо, а он – на меня. Мы думаем об одном и том же: Бахвальд стёр все данные с ноутбука! И может быть, не только со своего. Теперь информация об «Оде» может быть только у наших хакеров, если они успели перехватить удалённые файлы. Возможно, письмо мне пришло от них.
– Не будете смотреть? – ухмыляется Тиэль.