Проект «Орлан»: Одинокий рейд. Курс на прорыв. Фактор умолчания

Если, конечно, не врубать прожектора. А вертолётчики ребята опытнейшие. Посадка по системе «привод-В» отработана на пять с плюсом[73]. И порадовался, что не успели «ободрать» слётанную авиагруппу в пользу проходящего ходовые «Нахимова».

«Или только будет проходить? Это если “здесь”. А “там”? Наступит ли оно теперь – это “там”? Так, Коля, давай-ка не будем себе забивать голову тараканьими жопками, как любит говорить Скопин». Вспомнив о старпоме, сразу почувствовал, как усталостью набрякли, потянулись вниз веки, опустились уголки рта, словно под ударным гравитационным птозом[74]. «Надо обязательно наведаться в лазарет и узнать о потерях». Что-то там нехорошее краем уха услышал на ГКП о Скопине – ранение в голову и потеря глаза. Его даже передёрнуло, когда он попытался себе это представить.

Слышал, как протарахтел второй «камов», удаляясь по правому траверзу.

Третья машина неожиданно навалилась хлюпаньем лопастей, весьма неторопливо, почти по-хулигански проходя вдоль борта мимо мостика, и Терентьев невольно помахал рукой, разглядев блеснувший шлем крутившего головой пилота. Видимо, у того в полётном задании был непосредственный курсовой сектор – вертолёт уходил строго вперёд по генеральному курсу крейсера.

«Пойду в лазарет, подбодрю раненых… хотя это лучше бы получилось у говоруна Скопина. Но если его так серьёзно зацепило… Нда-а! На мостике старпома я увижу не скоро. Эх, Андрюша, как же тебя угораздило?»

Кивнув вахтенному сигнальщику, Терентьев нырнул в дверь, двигая к лифту.

«А потом допросить цэрэушника. Даже если он мало что знает о планах “вашингтонских ястребов”, то и по косвенным факторам можно будет определить – насколько далеко готовы пойти янки. Вот тут к месту был бы прежний особист – опытный волчара и тонкий психолог. Но вместо него прислали дрища столичного, да ещё и с гонором».

Уже в лифте почувствовал перекладку руля – его плавно потянуло вбок, на стенку. Выпустив вертолёты, крейсер снова ложился на противолодочные зигзаги.

Близость к медицинскому отсеку обозначилась издалека. Сначала в коридоре встретились два матроса.

«С перевязки, – подумал сразу, – судя по бинтам и слегка ошарашенному виду».

От парней пахнуло медицинскими препаратами, а вскоре он окунулся во все эти не совсем жалуемые им флюиды, подойдя к медблоку. В тамбуре махнул «вольно» двум подобравшимся при виде командира корабля морпехам и санитару, возившемуся со своим врачебным тревожным чемоданчиком.

– Старшина, Пономарёв там? – обратился к санитару Терентьев, кивнув на дверь в амбулаторию.

– Капитан в операционной, у него сейчас «тяжёлый»…

– Кто?

– Наши уже все по койкам, – санитар правильно понял обострённый интерес в вопросе и почти буднично пояснил: – Обезболены, перебинтованы и уложены, трое под капельницей. А на операционном сейчас эти… из пленных. «Тяжёлых» сюда притащили, а «лёгких» идём на месте обработать.

Терентьев хотел спросить о потерях, колеблясь, снова ловя себя на желании отсрочки неприятных данных. Молчание длилось едва ли минуту, но принуждённо, что читалось и во взгляде санитара – дескать, «чего командир вытаращился и молчит?».

Найдя отговорку, что старшина может не знать всего, Терентьев лишь кивнул, открывая дверь. Не стал спрашивать, где лежит старпом, полагая, что укажут уже на месте, да и сам имел представление, где могут разместить легкораненых и не очень.

Невозмутимость старшины объяснимо укладывалась в общую обстановку в лазарете – никакой суеты, ни тем более аврала. Сразу нашёлся дежурный санитар, препроводивший его в изолятор, где находился старпом.

– Тута оне! – В его интонации повеяло чем-то старорежимным, ещё царским, словно к его благородию. – Лежачих развлекають.

Именно «развлекають», с этим мягким присвитом «ть» на конце!

Терентьев даже не взглянул на дежурного (намеренно ли тот кривляется или просто говор у него такой), так как в проёме открывшейся двери в изолятор увидел спину старшего помощника. Голова перебинтована по самые уши, может потому, тот и не услышал открываемую дверь.

Скопин делал то, что надо – взбадривал личный состав, да ещё и в самой удачной своей манере – балагурил.

– …а я ей и говорю: ну, вот как? Как? И вроде он надёжно упрятан под черепной коробкой. И дыры в голове нету… кхе, тогда-то точно не было, – он со смешком, но осторожно прикоснулся к своим бинтам на голове. – Но как? Как вы – женщины, умудряетесь выносить мозг???!!!

На последних словах слушатели уже округлили глаза на появившегося за спиной посетителя.

– А-а-а-а! Командир! – Скопин поворачивался к Терентьеву скованно и всем туловищем – видимо, крутить головой ему было больно. – А мы тут как лесорубы о бабах…

Повязка полностью закрывала один глаз, но второй смотрел не то чтобы озорно, а словно осоловев.

«Пьяный он, что ли? Потерять глаз это же… – Терентьев не нашёл, с чем сравнить, – неужели не осознаёт?»

– А мне вот, понимаешь, супостат голову пробил, да мозги слегка встряхнулись…

«Бог ты мой! Да ему, наверное, ничего не сказали доктора-врачи наши, чтоб психику не травмировать».