– Порфирия, милая моя подружка, ты великий художник и мастер своего дела, я не спорю и преклоняюсь, – взвешенно возразила Синяя. – Но если ты оставишь исполнителей в таком виде, то я не смогу помочь в качестве консультанта, это без вариантов. Тогда продолжать будешь сама, без меня – у каждой культуры есть свои завихрения, в особенности у нашей.
– Я так и знала, что это не пройдет, – повинилась Порфирия. – Но вовсе не хотела напоминать тебе, Синенькая, что вы закрытые, это было бы неправильно, по вашему – гадко. Проехали и забыли. Мы так к тебе привыкли, что просто вылетает из головы. Пусть наши так называемые «крестьяне» будут неотличимы, или я ещё подумаю. Ба, да оказывается, ты отбываешь? А я не сразу разобрала. Ну вот это совсем обидно, но я учту и буду делать дальше почти без своих штучек, тебе понравится, когда снова вернешься. Слово и дело!
Пока Порфирия сыпала безмолвными заверениями, Синяя наново изучала усадьбу над обрывом реки, весёленький домик с цветочным газоном перед крыльцом (между прочим о том позаботился сам Иван Сергеевич Гончаров в романе, а вовсе не Порфирия) и любовалась вышедшей на крыльцо Марфенькой.
Все вокруг до самой последней травинки и кончая изящными дикими голубями, слетевшимися к барышне, смотрелось (и было на ощупь) совершенно подлинным, даже ароматы лились знакомые – пахло черемухой и свежескошенным сеном (хотя в земной природе такого не бывает, они разнесены по времени!). Красота!
«И мастерство!» – честно признала Синяя. – «Причём не своё, мне до того эффекта, как до звезды небесной! Одно дело предоставить подробные сведения, а совсем иное – так детально воплотить».
На самом деле шедевр на обрыве реки был тщательно исполнен Порфирией, вот у кого предметное воображение доходило почти до совершенства, и практически не знало границ.
Чуть-чуть подумав, и окончательно закинув за мельницу недоразумение с «Унесенными ветром», Синяя исполнила для гениальной подруги прощальный подарок-комплимент, он назывался «почему Порфирия?».
На самом деле мэтра звали по-иному, и скажем прямо, довольно безвкусно, поскольку при точном переводе имя получалось как «Отблеск Багряной Зари» или еще хуже того – «Луч Пурпурного Заката». К тому же звучное имя профессор драмы избрала сама, когда достигла нужного возраста и должного успеха в своих постановках.
Кто бы спорил, но никто не мешал сообщить коллеге свою ассоциацию, а она сразу возникла, при первом же знакомстве, вполне ничего себе. А именно. Любимым и даже каноническим цветом у Византийских базилевсов, то бишь царей второго Рима, был как раз присущий мэтру багряный, их покои вместе с одеяниями звались порфировыми – если грубо переводить. Оттого Синяя сразу предложила свой вариант имени – Порфирия, и в дополнение представила картинку. Величавая жена, облачённая в пурпур, в такого же цвета дворце. Мэтр обрадовалась и приняла новое имя, как родное.
Таким и вызвался прощальный подарок, на фоне беседки появилось тщательно продуманное изображение в половину натуральной величины. Двусветный зал с колоннами из багряного мрамора, а в центре светилась алым фигура порфироносной царицы – точный портрет подруги-коллеги, со всеми подробностями.
Особенно удачно на сей раз вышли волосы Порфирии, чёрная волна с пурпурным отливом, а сверху диадема из алых камней, сияющих, как пламя, и их отблески в зеркально-темных глазах, тоже пламенные, как зарево отдаленного ночного пожара.
(С точки зрения своей эстетики, портрет вышел мрачноватым, и даже несколько зловещим, но Синяя знала, что тут другие критерии, поэтому смело пользовалась цветовыми метафорами, представляла, что Порфирии может быть приятно и лестно.)
Так оно и случилось, Порфирия оценила презент, из бабушки Татьяны Марковны мигом перевоплотилась в предложенный образ, и послала консультанту ответный поцелуй, её изображение в виде царевны-лебедя частично кисти Врубеля, небольшую такую открыточку размером с ладонь, понятно, в сине-голубой гамме.
Таким образом, обменявшись видимыми комплиментами, они стали прощаться, потому что дел у каждой было невпроворот. Порфирии по крайней мере предстояло перекрасить в исходный колер всех исполнителей, как она обещала, а их было достаточно много, вся дворня в усадьбе и ещё деревня из полусотни дворов под пригорком.
Порфирия удалилась пешим ходом, и скоро её пламенное сияние исчезло из виду, а уходящая гостья Синяя всё медлила. Ей отчасти жаль было расставаться с предметом искусства, очень уютно сиделось в садовой беседке, отчасти она не могла сосредоточиться на следующем месте маршрута, его предстояло избрать и оформить.