Отчасти Илта «помнила» дорогу — из глубин украденной памяти всплывали отдельные картинки: проходная, где сидели двое энкэвэдэшников, проводивших их равнодушным взглядом, коридор с рядами дверей из которых то и дело выходили парни в форме, небрежно здоровавшиеся с сослуживцами. Шедший рядом Витя болтал без остановки, вспоминая общих знакомых и забавные эпизоды службы. Илта односложно отвечала, думая, что делать дальше. Разоблачения пока можно не опасаться — как бы не удивлялись сослуживцы убитого Лунева изменениям в его поведении, все же вряд ли они догадаются о подмене. Однако Илта помнила, что где-то здесь в Центре скрывается шаман Сагаев, изменивший Эрлэн-хану. Уж он то без труда разгадает столь незамысловатое колдовство, также как и иные шаманы.
Была и другая проблема — прием, с помощью которого Илта украла внешность у убитого Лунева, действовал недолго. Она и сейчас чуть ли не наяву слышала негодущий вопль, несущийся откуда-то из Нижнего мира, навязчивый крик души, требущей вернуть украденное. На него, конечно, плевать, но и впрямь долго удерживать его облик не получится — самое большее, через сутки Илта обретет свой настоящий вид. А заменить его на что-то иное не получится — колдовство такого рода опасно применять слишком часто, так недолго и до одержимости. Оставалось надеятся, что морок продержится хотя бы до вечера, когда и начнется пьянка. А там на месте, она что-нибудь придумает.
С такими мыслями Илта и очутилась перед дверью, которую она чуть не прошла мимо — вовремя всплыло очередное воспоминание. Она уверенно толкнула дверь и шагнула вперед. К счастью, в казарме больше никого не было. Девушка прошла к койке и, завалилась на нее, уставившись в потолок. Сейчас ей оставалось только ждать.
«Отдай! Отдай! Отдай!»
«Что, черт возьми, тебе нужно!? Исчезни дрянь!»
«Отдай! Отдай! Отдай!!» — продолжал бубнить в голове Илты бесплотный голос. К вечеру убитый ею сержант, как и положено всякому неупокоенному мертвецу резко активизировался, требуя от Илты вернуть украденное. Хорошо, еще, что днем он молчал — Илте и без того было нелегко находится в казарме, среди пяти или шести «сослуживцев».
Голос слегка притих, словно отдалившись, но продолжал бубнить.
«Отдай, отдай, отдай».
— Эй, Ромка, ты чего такой квелый?! Давай наливай!
В небольшой коморке вокруг стола толпилось человек двадцать — мужчины в возрасте от двадцати до пятидесяти лет торопливо разбирали стаканы со спиртом. Кто-то из них был одет по форме, при петлицах и даже фуражке, только вернувшись со смены, другие успели переодеться в штатское, не пожелав пачкать мундир рыбой. Таймень и хариус уже были выпотрошены и разобраны буквально по кусочкам, еще два омуля лежали на краю стола, дожидаясь своей участи. Рядом лежал нарезанный хлеб и стояла открытая банка с солеными огурцами. Впрочем, закуской товарищи чекисты оскорблялись редко, лишь занюхивая рыбой слабо разбавленный спирт.
«Рома» — Илта, выбранная разливающим, вновь наполнила стаканы. Объемистая бутыль со спиртом быстро пустела, однако вслед за ней уже поспевала тяжелая арттиллерия — в углу пылился большой баллон с мутной темной жидкостью. Как поняла Илта из усмешек окруживших ее «товарищей» это и была тот самый самогон, из которого, предположительно, траванулся напарник Фрола.
Впрочем, его участь, похоже, не пугала ни сгрудившихся возле стола чекистов, ни самого Фрола — на редкость уродливого бугая в форме НКВД — как не странно с петлицами лейтенанта. Вообще, за здешним столом собралась в основном офицерская компания — звание сержанта было только у Ромы и Вити, вообще непонятно за какие заслуги приглашенного к «офицерскому» застолью. Чем быстрее пустела бутыль со спиртом, тем больше разязывался язык у энкавэдэшников, громко рассуждавших на разные темы — в основном о войне, несмотря на то, что большинство здесь присуствующих были кем угодно, но не боевыми офицерами, что Илта поняла уже через полчаса. Судя по всему, здешний персонал подбирался в основом из охранников ГУЛАГА, что было закономерно, учитывая место расположения Центра. Однако полное отсуствие боевого опыта не мешало им уверенно рассуждать на тему военных действий и разгрома противника. Самым шумным был некий майор — старший по званию и по возрасту — мордатый мужик лет пятидесяти, с кителем накинутым поверх тельняшки, похоже знавшей еще русско-японскую войну. Видимо так и было — подвыпивший экавэдэшник громко вспоминал о бурной революционной молодости в Петрограде, уверенный, что сейчас, наконец, советский народ закончит начатое в 1917 великое дело Мировой Революции.
— Пусть не думают, б…и п…глазые, что их взяла! — валяжно развалившись на мятой койке, рассуждал он, — гнали раньше мы врага с земли советской и сейчас погоним. И англичанка им не поможет — сметем к чертовой матери в Тихий океан и самураев и англичан.
— Верно, говоришь, товарищ Смирнов! — поддержал его уже хмельной Рыков, — так и будет!