Почувствовав, что блондинка смотрит на нее, полукровка подняла глаза и у Наташи невольно прошел мороз по коже. Этот взгляд — холодно-бесстрастный, как бы «пустой» был пострашнее фанатизма Алисы или откровенной ненависти капитана Шурыгина. Те, при всем своем отношении, все же видели в ней человека. В этих же узких глазах читалась холодная злоба, отрешенная от всего человеческого вообще.
— Так, когда нам ждать япошек? — спрашивала Алиса у бородатого мужика.
— Не позже полудня, — пожал плечами тот, — хорошо еще, что пока самолетов не появилось. Тутумэ, — бородатый Семен кивнул в сторону эвенка, — был недавно у Бомнака, говорит — эвенки больше партизан не потерпят. Говорят, что от нас все беды — пустишь на постой, а потом японцы деревни жгут. И еще, якобы объедаем мы их сволочей и оружие плохое даем — канадцы, мол, щедрее гораздо.
— Ясно, — скрипнула зубами Алиса, — значит надо уходить.
— Да, — кивнул Семен, — и поскорее, к Становому хребту. Там вроде пока еще тихо, до аэропорта они не добрались. Поедим, — он кивнул в сторону эвенка насаживающего на деревянные вертела куски капающего кровью мяса, — и пора сматываться.
— Хорошо, — ответила Алиса, — но…пара часов же у нас есть? Я тут хочу наконец с нашей барышней поговорить — она, похоже, не поняла еще, что с ней не шутят. Да и бойцам полезно будет послушать, о чем она поет.
— Если только в темпе, — усмехнулся Семен, — у нас Сун по таким вещам специалистка.
Он кивнул узкоглазой девице и та, не меняя каменного выражения лица, поднялась на ноги, бросив на Наташу еще один взгляд от которого у девушки неприятно засосало под ложечкой. Не говоря ни слова, Сун зашагала вдоль реки, внимательно вглядываясь в доходивший до пояса папоротник.
— Ее отец — китайский коммунист, а мать советская девушка, комсомолка, — пояснил командир красных партизан, — отец и муж Сун были в Нанкине во время резни, — он улыбнулся, видя как бледнеет Наташа, — понимаешь да? К японским прихвостням у нее особая любовь. И олень, как нарочно, убит тот, что надо — важенка на сносях. Молока полное вымя. Эй, Тутумэ, — повстанец кинул эвенку несколько слов и тот, обернувшись, заулыбался во весь щербатый рот. Несколько ловких взмахов ножом и он шагнул вперед держа в руках влажно поблёскивающий ком плоти, капающий кровью и какой-то белой жидкостью. Наташа поняла, что это такое и тошнота подступила к ее горлу.
— Не бойся, пить тебя не заставят, — рассмеялась Алиса, — действуйте товарищи! — она кивнула кому-то за спиной Наташи. Девушка почувствовала, как ее плечи словно стиснули железные тиски. Сильные руки опрокинули ее на спину, сорвали одежду, разложив вырывающуюся и плачущую от унижения Наташу на земле. Другие повстанцы сноровисто вбили в землю четыре колышка, к которым примотали наташины руки и ноги.
— А ничего сучка, — Семен ухмыльнулся, похлопав Наташу по плоскому животу, — эвон как сиськи торчат. Дашь ребятам побаловаться потом?
— Перебьешься, — ухмыльнулась Алиса, — знаю я вас, затрахаете шлюшку до смерти. А мне ее до Центра довезти надо. Эй, дай сюда эту штуковину.
Эти слова были обращены к молодому повстанцу, срезавшему стебель камыша. Издевательски улыбаясь в лицо плачущей девушке, Алиса пальцами раздвинула ее половые губы и просунула туда стебель. Наташа вздрогнула всем телом.
— Не, дергайся сучка, хуже будет, — пояснила Алиса, — ну-ка, тунгус!
Тутумэ поднес вымя, вырезанное из утробы важенки, и протолкнул окровавленный сосок в отверстие полого стебля. Руки его принялись мять ком окровавленной плоти и жирное молоко, смешанное с кровью, струилось по стеблю. Наташа почувствовала, как внутрь нее заливается вязкая, теплая жидкость, вызывая мерзкое чувство чужеродного заполнения. Алиса залила с поллитра, до тех пор, пока по стеблю не начало течь то, что уже никак не напоминала молоко. Коммисарша медленно вытянула стебель и рассмеялась, когда вслед за ним полилось нечто розово-белое.
— Нравится буренка? — комиссарша подмигнула беспомощной девушке, потом провела пальцем вдоль половых губ, облизала с него молоко, — ну, где там китаянка?
Из-за спин эвенка, Семена и комиссарши появилась Сун. На вытянутой руке она держала небольшую бечевку охватывающей шею серо-коричневой змеи с темными пятнами вдоль брюха. Помертвевшая от ужаса Наташа смотрела, как Сун подходит к ней. Положив щитомордника на землю, китаянка что-то прошептала, наклонившись, после чего перерезала веревку, освобождая рептилию. Ядовитая тварь плавными движениями скользнула вперед, вползая меж широко разведенных ног девушки.
— Китайские товарищи знают, как разговорить упрямых шлюшек вроде тебя, — говорила на ухо Наташе Алиса, — ты знаешь, что змеи очень любят молоко?