— Вздрогнули, — в тон ей ответила Наташа, наполняя свой бокал до половины и чокаясь с Илтой. Нацепила на вилку соленый грибочек и принялась жевать, продолжая осматривать трактир. В целом публика здесь вполне соответствовала общему антуражу — старорежимного вида люди, дореволюционные одежды, даже разговоры, насколько сумела заметить Наташа, касались в основном прошлого. Молодежи было немного и она держалась особняком — если не считать девиц в кричащих нарядах, облепивших сорящих деньгами «купчин». В этом плане наблюдался полный интернационал — среди проституток были, как и явные славянки, так и столько же явно выраженные азиатки — китаянки или кореянки. Вели себя они совершенно одинаково, впрочем, и их клиенты были довольно однообразны в своем поведении: один за другим поднимали тосты, ругались с половыми и между собой, громко хлопали выступавшей пышногрудой певице в открытом платье, чуть хрипловатым голосом, исполнявшим незнакомую песню.
За первой стопкой последовала вторая, потом третья под принесенные половым расстегай и блины с икрой. Илта, привыкшая к водке еще со времен обрядовых трапез на шаманских ритуалах выглядела вполне трезвой, а вот Наташа, хоть и пила вино неожиданно захмелела. Возможно, сыграло свою роль и то, что здесь в беззаботной и понятной обстановке, как-то отступила напряженность держащая докторшу весь последний месяц. Было в этом трактире что-то умиротворяющее и одновременно будоражащее кровь, какое-то бесшабашное веселье — безыскусное, безыдейное, просто от так полноты жизни — то о чем давно забыли и думать в Советской стране. И было, в общем, не совсем понятно, зачем все это тридцать лет назад понадобилось уничтожать под корень. Эти же мысли Наташа высказала и Илте.
— Да это может выглядеть мило, — снисходительно сказала куноити, — но они все живут прошлым. Умом-то они понимают, что империя умерла, что на одной ностальгии долго не проедешь, но сердцем-то они все еще где-то тридцать лет назад. Даже их дети порой заражаются этой ностальгией. Увы, это отработанный материал. Японская, Британская и Германская империя позволили им вернуться в родные края, кто-то даже добился признания своих прав, но в целом — увы. Они слишком стары, слишком заскорузлы, ваша революция научила их дико бояться перемен. Не на них будут опираться Япония и Британия в построении Нового Порядка на Дальнем Востоке.
— На кого же тогда? — невольно заинтересовалась Наташа, вновь наливая вина.
Илта молча кивнула в сторону группы молодых людей в черных рубашках, сидевших особняком. Как успела заметить Наташа, стол их был гораздо скромнее, чем у большинства посетителей.
— Фашисты? — недоверчиво протянула докторша.
— Пока это, конечно, клоуны, — пренебрежительно сказала Илта, — обезьяны дуче. Я общалась с их лидером — мало мне попадалось мужчин, столь беспомощных как Константин Родзаевский. Но большой их плюс в том, что они уже не зацикливаются на прошлом, ищут что-то новое для русского народа. Те из них, кто понимает, что ходить строем и придумывать лозунги не главное — идет в бригаду Асано, устраивает рейды на советскую территорию, учится у тех из белых офицеров, кто готов жить не только прошлым, но и будущим. Вроде того же Семенова.
— Он разве фашист? — спросила Наталья, потягивая вино.
— Нет, — Илта опрокинула очередную стопку и захрустела огурцом, — он на ножах с Родзаевским. Русские фашисты хотят построить Русское корпоративное государство — под эгидой Японии, разумеется, — а Семенов хочет Монголо-казачью федерацию — Халха, Мэнцзян, Забайкальское и Амурское казачьи войска, в перспективе — Тува. Верховным правителем «возрожденной Монгольской империи» станет богдо-гэгэн, а поскольку Семенов сейчас регент, — Илта развела руками — сама понимаешь.
— Скорей всего, — продолжала Илта, — Япония поставит на Семенова. У него есть армия, есть авторитет, сейчас у него есть уже и свое государство, даже два — Халха и Забайкалье. А фашисты пока из себя ничего особенного не представляют. «Старорежимники», что сейчас сидят во всех этих городских управах и думах, их к власти стараются не подпускать. Ну и потом у них тут есть еще один соперник.