Проект "Плеяда"

Наташа ожгла его ненавидящим взглядом, но пошла вперед. Они прошли еще несколько коридоров, затем поднялись по лестнице, оказавшись в новом коридоре — более коротком, чем предыдущий. Заканчивался он большой железной дверью, чуть ли ни на всю стену. Фрол нажал на красную кнопку и большая створка бесшумно отъехала в сторону.

— Давай, проходи — сказал Фрол и Наташа шагнула вперед, отметив про себя, что ее конвоиры ведут себя менее уверенно, будто боясь того, что ждет их наверху.

Кабина лифта плавно устремилась вверх, после чего остановилась, и двери бесшумно раздвинулись. Сейчас они находились в более благоустроенном месте — тщательно отполированные стены коридора, ковры на полу, даже картины на стенах. Наташа узнала некоторые: «Восстание на броненосце Потемкин», «Ходоки у Ленина», Сталина с бурятской девочкой на руках — сейчас, говорят, Марксина Князева отправилась вслед за репрессированным отцом по обвинению в участии в деятельности «Монгольской фашистской организации». В специальных нишах стояли мраморные бюсты — Маркс, Ленин, Сталин — словно идолы некоей религии.

Коридор и тут закончился массивной дверью — только не железной, а из мореного дуба. С двух сторон от нее стояли подтянутые молодые офицеры, в новенькой с иголочки форме и с кожаной портупеей на бедре. При виде охранников у обоих как по команде появилось на лицах одинаково брезгливое выражение.

— Вот, — подобострастно улыбнулся Фрол, — привели вражину.

— Вижу, — кивнул чернявый парень, с явной примесью китайской крови. Его напарник напротив выглядел чистокровным русаком — голубоглазый со светло-русыми волосами и россыпью веснушек на курносом лице. Он приоткрыл дверь и с некоторой даже галантностью пригласил Наташу внутрь. Не оглядываясь, та шагнула вперед.

За дверью обнаружилась большая комната, с яркими лампами и шикарным персидским ковром на полу. Прямо напротив Наташи возвышался массивный стол, над которым красовался вырезанный в стене барельеф с наложенными друг на друга профилями большевистской Четверицы: Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин. Над ними был растянут большой красный флаг.

Шагнув вперед, девушка заметила какое-то движение по бокам. Оказывается, возле двери стояли еще двое НКВДистов и Наташа почувствовала, как они напряглись при ее виде.

— Не волнуйтесь товарищи, — послышался громкий голос, — пусть она теперь волнуется. Садитесь, товарищ Севастьянова. Разговор будет тяжелым, хотя и долгим.

За столом под изображениями вождей сидела колоритная троица. В центре ее находился худощавый мужчина с мелкими чертами лица и бегающими карими глазами. Темные волосы уже начинали редеть, хотя на вид этому человеку едва-едва перевалило за сорок. На петлицах суконной гимнастерки красовались три ромба комиссара ГБ второго ранга. Это был Евгений Свечкарев, официальный руководитель Центра, отвечающий за разработку проекта «Плеяда».

Слева от него сидела Алиса Барвазон одетая по форме майора НКВД. При виде Наташи она брезгливо скривила губы, однако девушка даже не посмотрела в ее сторону. Ее внимание привлек третий из сидящих за столом — невысокий бурят лет сорока пяти, с пробивающейся сединой в черных волосах. Вместо формы на нем был синий бурятский халат и шапка из шкуры какого-то незнакомого зверька. Халат украшали вышитые золотом изображения причудливых созданий напоминающих помесь чертей и обезьян. Бесстрастные черные глаза казалось, смотрели куда-то вдаль, тонкие губы что-то беззвучно шептали, пока пальцы перебирали четки из змеиных черепов.

Какое-то время они молча мерялись взглядами, потом Свечкарев нарушил молчание.

— Ну, что стала столбом Севастьянова — сказал же, проходи, садись, — он указал на стоящий перед столом одинокий стул, — или стыдно стало? Или совесть проснулась, а Севастьянова?

Наташа не торопясь, прошла к стулу и уселась глянув в глаза Свечкареву. Превозмогая страх, она даже нашла в себе силы усмехнуться.

— Нет, не стыдно, товарищ Свечкарев, — произнесла она, — чего стыдится-то? Того, что Борсоев меня пристрелить не успел — так в том извините, не виноватая я. Или того, что врали мне вы товарищ комиссар, вся контора ваша врала? И про отца моего и про Центр этот да и про врагов наших много чего недоговаривали.

— Ишь, как запела контра! — скривился комиссар, — врали ей, скажите цаца какая. Про отца своего, троцкистское отродье, молчала бы — вон ведь где нутро гнилое вылезло, яблочко от яблони рядышком упало. А то, что не рассказывали тебе многого — значит тебе и знать то, не положено. Невелика птица, пигалица, — он хохотнул своей рифме.

— Может и не велика, товарищ Свечкарев, — кивнула Наташа, удивляясь своей наглости, — да вот только если бы знала я, что мой диагноз стольких девчонок под Титовскую сопку подведет — так лучше бы мне тогда и самой застрелиться, чем в проекте вашем участвовать. А что батя с Троцким в Гражданскую общался — так было дело, много кто с ним тогда ручкался. Вон комиссарша наша — неужто не знала совсем, единокровника?

— Ах, ты сука! — прошипела Алиса, ее лицо пошло красными пятнами — да я тебя…