— Давай вали отсюда! — прикрикнул на распоясавшуюся рыбину Павел.
Мысли заставили от намерений перейти к действиям — оплачены всего сутки, и из них прошло уже… Да, а сколько, интересно, прошло? Час, полтора, два? И платил-то он не за то, чтобы в компании этой холодной и мокрой твари по волнам болтаться. Павел поплотнее завернулся в блестящее и шуршащее покрывало, открыл наконец саквояж и вытащил оттуда целый набор сигнальных средств. На этот арсенал Павел не поскупился, приобрел все, что обнаружил в каталоге, в двойном количестве. И первым делом пустил в ход красный файер, а за ним — белую «дымовуху». То ли рыбине не понравился запах, то ли ей просто надоело и она соскучилась развлекать необщительного пассажира плотика, но она быстро нашла себе новое занятие. Павел отшвырнул использованный фальшфейер в воду и потянулся за следующим, когда акула исчезла. Но убралась она недалеко — ткнулась во все еще дрейфовавший неподалеку полузатопленный гидрокостюм, поддела его носом и утащила за собой под воду. Да так и исчезла вместе со «шкурой» неведомого зверя, а Павел снова остался один.
В который по счету раз он огляделся по сторонам, пытаясь высмотреть хоть что-то в мороси и тумане, и снова уселся, обняв колени, в центре своего крохотного плота. Вокруг не происходило ничего, время словно остановилось, слышался только плеск волн и шорох дождевых капель. «Вернусь — подам на них в суд. Всю сумму назад потребую и компенсацию. Сволочи, только бы денег содрать», — строил планы мести Павел. А что чему еще оставалось делать в свое оплаченное время? Да еще и находится он неизвестно где — кто поручится, что забросили его именно в расчетную географическую точку? И где гарантия, что над головой, там, где нет ни тумана, ни облаков, не летят самолеты, а мимо не идут огромные современные суда? Не попасть бы под винты — тогда ровно через сутки в Сколково вернется то, что осталось от…
Павел насторожился и снова закрутил головой. Где-то рядом что-то происходило, кто-то приближался из тумана, но пока прятался за пеленой дождя. И медленно, очень медленно, как во сне или после наркоза, на молочно-сером фоне проступил силуэт небольшого корабля. По его оснастке можно было определить, что это бригантина — двухмачтовое судно с прямыми парусами на передней мачте и с косыми, как у шхуны, — на задней. Павлу даже показалось, что он слышит плеск крутых волн, ударявшихся в борт корабля, и легкий свист ветра в его туго натянутых вантах. Но нет, бригантина была слишком далеко, а плеск — это шум от весел приближавшейся к «потерпевшему кораблекрушение» шлюпки.
«Я — глухонемой из Австралии!» — мигом вспомнил Павел заранее подготовленную легенду и замахал руками. От резкого движения плот под ним заходил ходуном, край его опасно накренился, и через его прорезиненную поверхность перехлестнула волна. Невесомое спасательное покрывало немедленно вырвалось из рук и улетело прочь. Но Павел потери не заметил, он даже не обратил на нее внимания, не в силах отвести взгляда от подходившей к нему шлюпки. В ней находились двое, один сидел на веслах, второй стоял на коленях на передней банке и, вытянув шею, смотрел прямо перед собой.
— Сюда! — в восторге и одновременно стуча зубами от холода, проорал Павел и тут же осекся, но поздно.
По воде дружно ударили весла, шлюпка повернула нос, обошла плот и остановилась, закрыв сидящего на нем человека от ветра. Оба матроса оказались у правого борта шлюпки, вытянули руки вперед и помогли Павлу влезть внутрь. Он плюхнулся на кормовую банку, прижал к себе саквояж и уставился на своих спасителей. Они сидели напротив — оба невысокого роста, в робах, штанах из грубой серой ткани и тяжелых ботинках. На голове у одного зюйдвестка с широкими полями, рыжую шевелюру второго свободно треплет усиливающийся ветер. Оба бородатые, лица обветренные, глаза чуть прищурены, у одного в левом ухе серьга, у второго, в шляпе, над верхней губой виден старый, давно заживший белый шрам. И оба молчат, глядят то на дрожащего от холода человека на корме шлюпки, то друг на друга.
— Добрый день, очень вам признателен, большое вам спасибо! — Павел повторил эти слова на всех известных ему языках, но ответа не дождался, матросы беседу не поддержали.