Читаем Проект «Специстория» полностью

Бялый: В ходе перестройки, уже с 85-87 гг. в СССР складывались три основные группы реформаторов, если их группировать по концепциям реформ. Первая – «правительственная» группа, у которой основная политическая крыша или кураторская группа была в Совете министров СССР при Рыжкове. Возглавлял эту группу Леонид Абалкин. Он привлек несколько крупных экономистов – академиков Аганбегяна, Богомолова, Арбатова, Ситаряна. Почти вся группа была из Института экономики АН СССР. Группа работала при активной поддержке Юрия Маслюкова, зампреда Совмина. Эта группа не хотела развала СССР. Её элитной базой была часть партноменклатуры, часть руководителей предприятий, производственных комплексов, которые не видели себя в будущем процессе в условиях разрыва хозяйственных связей между республиками. Они считали, что это будет экономический крах, грохнется всё и они тоже. Эту же группу поддерживала часть элит союзных республик, но прежде всего те самые «тюбетейки», о которых мы говорили. Те, которые понимали, что в бездотационном состоянии им придется достаточно плохо. В своей идеологии данная группа ориентировалась на китайский опыт, опыт реформ Дэн Сяопина, она его внимательно изучала, и на советский опыт НЭПа. Там были колебания. Они понимали, что в Китае очень жесткий контроль и почти диктатура, жестко авторитарная модернизация. Им не хотелось двигаться в эту сторону, и склонялись к НЭПу, поменьше государственной опеки. Тем не менее, это была программа ещё в русле западных макроэкономических школ, т.н. «институционалистов», которые считали, что для успешной реформы надо осторожно, постепенно, но упорно выращивать рыночные институты и по мере их становления вводить следующие элементы рынка. Программа группы Абалкина была рассчитана на пять лет. Там были, под контролем партии и государства, постепенный отпуск цен, малая приватизация, регулирование цен на промышленную продукцию и социально значимые товары и услуги, сохранение госзаказа и постепенный переход от директивного планирования к индикативному, т.е. планированию по ориентировочным показателям и повышению самостоятельности предприятий. Поскольку институционализм там был четко прописан, программа была экономически разумная и поддерживалась крупными международными светилами – нобелевскими лауреатами Джоном Гэлбрейтом, Саймоном Кузнецом, Джозефом Стиглицем. Это была довольно фундированная программа. Была ли она реализуема, честно говоря, не знаю. Ситуация в советской экономике в результате рыночных реформ 88-90 гг. сложилась уже буквально катастрофическая, управляемость её была близкой к нулю. Здравым людям было понятно, что программа экономически состоятельна, но для её реализации нужна авторитарно-диктаторская власть. А экономисты-разработчики и политики, курировавшие её, на диктатуру не была готова. И эта программа не имела сколь серьезной международной политической поддержки. Ни в США, ни в Европе, ни в Китае сохранения СССР не хотели. Поддержка крупных экономистов ничего не значила. Программа была разработана, предъявлена Горбачеву, воспринята с интересом частью элит союзных республик. В это же время разрабатывалась другая программа, группы Явлинского-Петракова. Группа сложилась не сразу. При советнике Горбачева Николае Петракове был Борис Федоров. И они готовили свою программу радикальных и быстрых рыночных реформ. Одновременно группа Явлинского (основными разработчиками были Михаил Задорнов и Алексей Михайлов) готовила программу, называвшуюся «400 дней доверия» – довольно быстрые, радикальные реформы. Причем Явлинский сначала был у Абалкина, и представил программу «400 дней доверия» Рыжкову. Но Рыжков, просмотрев программу, сказал Абалкину, что нечего заниматься глупостями. И тогда Явлинский отскочил. Наши респонденты утверждают, что тут же к нему пришли Бурбулис и Головков и предложили перейти к Ельцину, на должность вице-премьера по экономике. Явлинский дал согласие, перешел, и в этом статусе позвонил Петракову и предложил идею, которая понравилась не только Петракову, но и Горбачеву, – делать одновременно программу решительных реформ для СССР и РСФСР. Поскольку в ситуации напряжения отношений между советским и российским центрами это было политически для Горбачева весьма важно, то Горбачев за эту идею ухватился, позвал Явлинского и сказал: «давайте работать». Таким образом, в августе 1990 года, за 27 дней была слеплена из наработок Федорова, Петракова и команды Явлинского программа «500 дней». Там были, естественно, многие другие – Ясин … перечислять не буду, это хорошо известно. Программа была представлена в качестве главной фигуры Станиславом Шаталиным, т.к. Петраков был человек Горбачева и его политически было неудобно ставить, сказали бы, что это горбачевская программа и в России к ней было бы негативное отношение. Эта программа была гораздо более радикальна, чем программа Абалкина-Рыжкова. В ней в первые сто дней – уже приватизация жилья, земли, мелких предприятий, акционирование крупных предприятий, создание на базе Банка СССР и Центробанков республик резервной системы по образцу ФРС США. Резкое сокращение военных расходов, госинвестиций, либерализация розничных цен уже на первом этапе, ещё через 100 дней – вообще всех цен, открытие экономики внешнему миру, в том числе равенство иностранных инвесторов и российских, т.е. рекомендации «вашингтонского консенсуса» в полном объеме. Якобы через 400 дней основные задачи стабилизации экономики должны были быть решены, а в последние 100 дней должна была проявиться тенденция устойчивого роста, начало экономического подъема. С одной стороны, программа в своей научной аргументации как бы следовала модели неокейнсианской экономики. Вот нужно обеспечить в какой-то мере государственный спрос, чтобы поддержать штаны у предприятий, спрос со стороны потребителей, населения за счет индексации зарплат. Её поддержали международные авторитеты, Лоуренс Кляйн, Алекс Ноув. Но, совершенно понятно, что с точки зрения практической выполнимости это был чистый пиар-маниловский проект. Во-первых, в стране не было ни людей для её реализации … Никто не знал, что такое приватизация, рыночная экономика, как заставить либерализовать цены, как их ограничить, устанавливать потолки цен, кто этим будет заниматься. Не было ни людей, ни институтов, которые могли это реализовать, тем более за 500 дней. И было понятно, что в силу возникшего бардака программа захлебнется уже на первых тактах, как начала уже захлебываться программа Бальцеровича. Она была ненамного более шоковая, чем программа «500 дней», и результаты были видны. Кроме того, в этой программе была заложена очень мощная разрушительная идея, которая была абсолютно не приемлема для сторонников сохранения СССР. Была идея экономического союза суверенных республик. Фактически, по организации программы ясно было, что речь идет о конфедерации республик, о конфедеративном равенстве. В итоге в октябре 1990 года Верховный Совет СССР обсуждал обе программы, отверг программу Явлинского, но с подачи Горбачева предложил скрещивать ужа с ежом. Академику Аганбегяну было предложено на основе двух программ разработать совместную компромиссную программу. Понятно, что никакого компромисса здесь быть не могло. Разработчики обеих программ об этом сразу отчетливо и решительно заявили. Это была ещё одна мертворожденная идея. Но в этот момент группа Ельцина заявила, что будет реализовывать программу «500 дней». Это опять была чистая пиар-акция, потому что программа была союзная и учитывала участие республик. И одна Россия не могла её реализовать. Это всё как-то так захлебнулось. 17 октября Явлинский подал в отставку с поста зампреда Совмина России и после путча 91-го года пошел к Силаеву, но одновременно проталкивал программу «Согласие на шанс», якобы для Союза. Программа разрабатывалась в Гарварде, суть её – западные, американские консультанты на американские инвестиции должны руководить рыночными преобразованиями в Советском Союзе. Это тоже всё тихо померло. Программу Явлинского в определенной мере поддерживала старая Европа, которая страшно боялась неожиданных, резких преобразований в СССР. Она понимала, что Америка далеко, а у Советского Союза очень много ядерного оружия, тактического и стратегического. И в ситуации разваливания СССР бомбы могут упасть на Европу. Тем не менее, это всё сдохло. А параллельно была третья группа с программой Гайдара. Складывалась она тоже очень медленно. Она в наибольшей степени была ориентирована на неолиберализм и монетаризм, на максимализм американской группы экономистов неоклассического «разлива». Это Милтон Фридман, Джеффри Сакс, Аслунд и т.д., которые считали, что переход к рынку может произойти вполне сам собой, что главное – создать некую макроэкономическую рамку за счет управления денежной эмиссией и ставками Центрального банка, чем подавить инфляцию, либерализовать во всех направлениях экономику. А дальше невидимая рука рынка довольно быстро всё устаканит и сделает оптимальный экономический порядок. Это был наиболее радикальный извод рекомендаций «вашингтонского консенсуса», который многие авторы «вашингтонского консенсуса» отказывались признавать в качестве нормы. Там были всё-таки люди разумные и понимающие, что институты нужны и без них ничего не получится. Но, тем не менее, команда Гайдара вывесила на флаг примерно такую программу. Форсированная либерализация большинства цен с минимальным количеством осторожно регулируемых, полная свобода предприятий в программах выпуска и производственных связях, форсированная приватизация, отказ от гос. кредитования предприятий, форсированная либерализация внешней торговли и валютных обменов. Теоретическое знамя этой группы – школа Гарварда, «гарвардские мальчики». Консультировали Гайдара эти «гарвардские мальчики» с Джеффри Саксом. Но, с самого начала реформы Гайдара пошли даже не по «вашингтонскому консенсусу» и даже не по рекомендациям «гарвардских мальчиков». Императивом гарвардской программы форсированного шока было подавление инфляции. Команда Гайдара начала активнейшим образом инфляцию разгонять. После этого Джеффри Сакс и Андрес Аслунд в своих публикациях оправдывались, что они не виноваты. За командой Гайдара стояла определенная элитная группа, российская группа, которая вовсе не собиралась заниматься созданием свободного, эффективного рынка и справедливой приватизацией. Эта команда должна была за счет гиперинфляции … А в 92-е году шоковая инфляция при Гайдаре достигла 2600 %, были фактически обнулены сбережения населения и счета предприятий по обеспечению текущей деятельности, оборотные фонды. В России не осталось ни экономических субъектов, ни граждан, которые были в состоянии вложить деньги в приватизацию. У кого в этот момент деньги были? Первое, у тех кланов разного сорта, ВПКшных, партийных, хозяйственных, которые успели вывезти часть денег за рубеж в виде вкладов в зарубежные банки. И у тех теневиков, деятелей криминальной экономики, которые также успели осуществить подобные операции в рамках кооперативов и совместных предприятий, разрешенных в 1988-89 гг. Вот под них, нужным людям, причем за бесценок, предназначалась приватизация с обесцененными активами. Это и было, по большому счету, то «вскрытие консервной банки», о котором мне когда-то говорил один зарубежный собеседник на международном семинаре.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

Военное дело / История / Политика / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука