Едва закончив фразу, она присоединилась к отцу. Так уж повелось. Два убеждённых материалиста, отец и дочь, с иронией относились ко всяким там поверьям, приметам и прочей антинаучной ерунде.
— Ну и ничего смешного, — осадила их мама. — Варвара Николаевна рассказывала, что ей тоже такая настойка помогает. Только она берёт 12 кусочков «золотого уса».
— Просто Полина Васильевна любит число 13, - продолжая улыбаться, пояснила Вика. — У неё с суевериями и приметами, вообще, какая-то странность есть. С одной стороны, говорит мне, что всякие там пятница 13-ое, чёрная кошка, рассыпанная соль и разбитое зеркало, ерунда, не верь…
— Наш человек, — похвалил папа.
— Но с другой стороны, один странный случай был. Я недавно купила себе новую футболку. Почти вся беленькая однотонная, только спереди небольшой абстрактный рисунок. В один из жарких дней решила пойти в ней на работу. В тот день как раз Полина Васильевна дежурила. Как увидела меня, так прямо побелела — иди переоденься, говорит, нельзя тебе так на улицу выходить. Я даже оторопела. Почему, говорю, нельзя? А она мне — примета плохая, число 44. И тыкает пальцем на рисунок на футболке. Я пригляделась. Да, действительно, похоже на 44. Но что ещё за примета? Она особо ничего объяснять не стала, но так отчаянно просила меня больше эту футболку не носить, что я решила ей уступить. А сама и говорю, хорошее у Вас, Полина Васильевна, несчастливое число — даже такой даты не бывает, 44-ое. Удобно… — и Вика снова рассмеялась.
Она ожидала, что папе понравится её ирония, и он поддержит её своим заразительным хохотом. Но отец почему-то молчал. Мама тоже как-то притихла. У неё на лице читалось недоумение. Она смотрела на мужа так, будто искала в его взгляде ответ на какой-то свой внезапно возникший вопрос. Что с ними?
— А ещё оказалось, — Вика решила продолжить свой рассказ, чтобы как-то разрядить обстановку, — что мы с Полиной Васильевной земляки. Она тоже из Сибири. Вот только забыла, как называется посёлок, где она родилась.
— А сколько ей лет? — спросил папа.
— 79, кажется.
В комнате опять воцарилось молчание. Вика приуныла — похоже было, что новая подруга родителям не понравилась. Может, их насторожило странное отношение женщины к суевериям? Или они посчитали, что она не подходит дочери по возрасту?
Ситуацию спас звонок в дверь. Эта пришла соседка, Варвара Николаевна. Вообще-то, она зашла за солью. Но мимоходом успела рассказать сто тысяч забавных случаев про своего внука Елизарчика, чем всем подняла настроение. После её ухода к разговору про консьержку уже никто не возвращался.
Вечером, когда Вика засобиралась к себе, мама с папой стали всячески уговаривать её остаться переночевать. В ход пошёл испытанный годами приём — рассказ, какие сложности подстерегают дочь в случае отказа, и какие радужные перспективы её ждут в случае согласия.
— Чего ты поедешь такую даль на ночь глядя? — начала мама. — Вечером маршрутки редко ходят. Хулиганья всякого на улице полно. Да и потом, тебе придётся завтра утром самой готовить завтрак.
Последний аргумент показался Вике особенно веским.
— Правда, доча, оставайся. Посмотрим с тобой телевизор, Animal Planet, — лукаво подмигнул папа. Отец знал, от какого предложения дочке трудно будет отказаться. Подростком Вика обожала проводить вечера за просмотром любимого канала про животных в компании папы и мамы.
— Кстати про животных, — отозвалась Виктория, — что-то сегодня целый день не слышно соседского Рекса.
— Так Смирновы уехали на дачу на все выходные и Рекса с собой забрали, — объяснила мама.
— Ладно, останусь. Хитрый ты у меня, папочка, знал, что от Animal Planet я не смогу отказаться. А уж мамин завтрак — это вообще непреодолимое искушение.
Среди ночи Вика неожиданно проснулась. Какое-то смутное чувство тревоги разбудило её. В комнате у родителей горел слабый свет. Они не спали, она слышала их отчаянный шёпот. Весь разговор разобрать было сложно, только отдельные фразы:… это не может быть совпадением… столько лет прошло… надо ей всё рассказать…
Вика почувствовала раздражение. Что за тайны мадридского двора? Опять?
Ей знакомы были эти ночные шептания с детства. Мама всегда расстраивалась, когда речь заходила о больных детях. А потом они с папой шептались, шептались и шептались всю ночь напролёт. Девочке даже начало казаться, что, может, мама так переживает за больных детей, потому что её ребёнок, то есть она, Вика, тоже болен.
Один раз, когда ей было лет восемь, по телевизору показали сюжет про тяжелобольного мальчика. Мама особенно остро отреагировала на него. Рыдала целый день. Потом всю ночь до утра они шептались с папой.
— Надо ей рассказать, — настаивал отец.
— Рано, — твердила мама. И опять начинала плакать.
Вика не выдержала, зашла к ним в комнату и спросила:
— Я, что, больна неизлечимой болезнью и скоро умру?
— Ну, что ты доченька, — изумились оба, — конечно ты здорова.
— Вот, видишь, — папа укоризненно посмотрел на маму, — давно надо было ей рассказать.