– Чего не ешь? Мамкины пигожки в голъле стоят? – поинтересовался он, ироничным тоном произнося заранее заготовленные на такой случай слова.
Парень бросил взгляд на лычки, а затем перевёл на разваренные куски свинины, начав её лениво тыкать вилкой:
– Ем, товарищ сержант.
– Ага! Вижу я, как ты ешь. Что стъяслось? Что задумчивый такой? Дома годители болеют? Или, может, служить не хочешь?
К ним приблизился Пинчук:
– Дома девушка осталась?
Парень поднял грустный взгляд на подошедшего сержанта и кивнул головой.
Пинчук продолжил:
– И что, жить без неё не можешь?
– Не могу, – проговорил солдат.
Сержант жестом показал ему следовать за ним:
– Пойдём, объясню кое-что.
Парень поставил миску с кружкой на покрышки и последовал за низкорослым командиром учебного взвода.
Буйворов громко произнёс:
– Каждому, кто оставил на гражданке девчонку, советую её забыть. Два года – это долго. Лучше сразу, чем через полгода получить письмо: «Вышла замуж, извини». Но ладно. Итак, – он окинул строй взглядом, – я смотрю: все поели. Рота, встать, отнести посуду, возле казармы построиться! Сейчас уборка будет в столовой и казарме.
Встав вместе со всеми, Жора помедлил идти обратно к раздаче:
– Товарищ сержант, разрешите обратиться!
Буйворов повернулся к нему. Рывцов продолжил:
– Мы ведь не были в казарме, там и так чисто с обеденной уборки.
Человек с лычками и хищной белой улыбкой сверкнул своими зелёно-карими глазами и произнёс:
– Сачкануть вздумал? Толкни двадцаточку и беги за половой тряпкой впереди всех, понял?
– Есть, – недовольно буркнул Жора, откладывая пустые кружку с миской в сторону, чтобы выполнить отжимание.
– Что? – спросил сержант, уловив интонацию новобранца.
– Есть, товарищ сержант! – гаркнул Рывцов.
– То-то же, – сказал Буйворов и пошёл в сторону казармы.
Коршаков, проходя за последними новобранцами мимо отжимающегося солдата, сплюнул рядом с его рукой.
«Урод», – сдержал в себе гнев взмыленный Георгий.
«Вот же мразь!» – подумал про кривоносого Олег, наблюдавший всю эту картину вполглаза.
Как и было сказано, согласно местному распорядку все новобранцы поделились путём бесхитростным военным способом: «На первый-второй рассчитайся!» Владение счётом до двух вообще стало главным арифметическим навыком, который требовался последние пару дней. После делёжки учебный сбор начал мыть чистые деревянные полы. В третий раз за день. И если в столовой, пока ещё не переставшей быть большой душной комнатой, это было хоть как-то оправдано с позиций здравого смысла: за ужином ходили в сапогах, в которых по земле бегали, то с казармой получалось что-то не вполне вменяемое. А вернее вовсе странное: никто в неё не заходил с самого утра, но на полу у входа лежал песок, выбитый с чьих-то подошв. В подобного рода размышлениях Олег шёл брать веник и металлический совок. Он случайно обнаружил причину грязи: на одной из кроватей новобранцев валялся Лабутин. Старший сержант прилёг верхней частью тела на подушку, а ноги с надетыми на них пыльными сапогами оставил на полу. Старослужащий рассматривал какие-то фото. «Здорово служить вот так: подушку мнёшь, вокруг тебя все бегают», – подумал Путилов, хватая веник «поживее», тот у которого ещё оставалось чем мести. Повезло схватить не самый потрепанный.
Началась ускоренная получасовая уборка под мотивирующие, сатиричные вскрики Коршакова. Олегу было ясно, что воспользовавшись минутой славы, этот убогий командир решил выпалить всё, что понахватал за время службы от старших призывов. В памяти простого парня из Обухова всплывало полузабытое слово с уроков по литературе – гротеск. Вот он, во плоти, скрытый выцветшей х/б. После этого ритуала армейской санитарии, сержанты отправили всех из казармы в столовую, начинавшую потихоньку остывать: всё же наступали сумерки, воздух становился прохладным. Против выветривающейся духоты кашеварного сруба никто не спорил: с темнотой активизировались комары и мошкара, а там их поменьше было. Если бы вчерашний вечерний урок по изучению Устава проходил на улице, новобранцев просто зажрал гнус. По окончанию уборки в столовой началось занятие – все расселись по лавкам. Но изучать стали не писаный армейский закон, Пинчук раздал картонки с пропечатанными на них тактико-техническими характеристиками автомата АК-74М. Вышло по одной такой карточке с табличкой на двух-трёх человек. Один из двух солдат-«черпаков», стоявших весь день на посту у ворот учебной «части», повернул рукоятку на электрощитке. Песчаная площадка сразу осветилась лампами уличных фонарей, закреплённых на коньках построек. Олег увидел над табличкой иллюстрацию, знакомую ему по урокам ОБЖ в старших классах школы – легендарная отечественная автоматическая винтовка с пронумерованными позициями на основных деталях.
Буйворов громко произнёс: