Проект "Вервольф" (СИ)

— Но ведь у нас философия только один семестр и больше её не будет!

Дядя виновато развёл руками:

— Извини, Саня, но я ничего не мог доказать ему. Он упёрся, как баран, и твердит только одно: все лекции взамен на допуск к экзаменам.

Примерно за неделю я справился с заданием: спал по пять часов в сутки, исписал несколько ручек, выпил целую банку кофе, но принёс лекции этому Моисеевичу. А он даже не посмотрел на них, просто взял зачётку и поставил зачёт.

К чему я это рассказал? А к тому, что не спать мне в те дни помог кофе и музыкальный центр. Я врубал его на полную громкость, когда чувствовал, что скоро отключусь.

Конечно, в самолёте нет ни того ни другого, зато я песен знаю штук двести, если не больше. Вот я и начал их петь, чтобы не заснуть. Пел я смело, вполголоса, не боясь разбудить спутников; всё равно из-за шума моторов они бы ничего не услышали.

Когда закончилась хранившаяся в памяти классика рока, я перешёл на старые советские песни. Есть в них что-то особенное, под настроение с ними можно любое дело свернуть. В моём случае они сработали лучше любого энергетика.

Я пел, легко заменяя забывшиеся слова универсальным "на — на — на — на". Главное — мотив, всё остальное второстепенно!

И вот, наконец, настал черёд марша авиаторов, того самого, где "выше, выше и выше, стремим мы полёт наших птиц". Концерт неожиданно прервал чихнувший двигатель. Как раз на том самом месте, где я собирался спеть о пропеллерах, в которых "дышит спокойствие наших границ".

Левый движок заработал с переменным успехом, как-то странно прокручивая винт. Он то вращался с прежней скоростью, сливаясь в полупрозрачное колесо, то спотыкался, как уставшая лошадь, и я различал в сияющем диске чёрные росчерки лопастей.

Немного погодя к "захворавшему" присоединился и правый мотор.

Самолёт на миг потерял в тяге, на приборной панели заморгали лампочки, несколько раз вякнул бипер.

Я бросил взгляд на циферблаты датчиков: стрелка бензиномера дрожит возле нуля, указатель скоростемера застыл на отметке 300, время полёта по бортовому хронографу четыре часа.

Горючка на исходе, а мы пролетели всего половину пути! Полный пипец, особенно, если учесть, что взлететь-то я смог, а вот сесть… Я и на компьютерном симуляторе хреново с посадкой справлялся, чего уж говорить о настоящем самолёте. Да и где садиться-то? В чистом поле?

— Подъём! Тревога! Спасайся, кто может! Карррамба!

Марика от моих воплей так и подпрыгнула в кресле, а Дитер в грузовом отсеке с грохотом свалился на пол. Оба уставились на меня, хлопая глазами и дыша, как загнанные кони.

— Что случилось? — наконец-то спросила Марика.

— Да, штандартенфюрер, что произошло?

— Эй, Дитер, ты там видел парашюты? — спросил я, игнорируя вопросы.

— Где там?

— Где, где… — я еле сдержал рвущееся на волю слово. — В самолёте!

— Ну видел вроде, а что?

— Тащи сюда, потом объясню.

— Нет уж, герр штандартенфюрер, — голос Марики дрожал от негодования. — Потрудитесь сейчас объяснить. Я до сих пор не могу прийти в себя от ваших воплей и…

— Дитер! Чёрт бы тебя побрал! — заорал я, не обращая на подругу внимания. — Тащи скорей эти проклятые парашюты, пока мы не грохнулись!

На лице Марики отразился испуг.

— Мы падаем?! Почему? Нас подбили? Когда? Кто?

Я перегнулся через край кресла, схватил её за руку:

— Успокойся! Нас никто не подбил, просто бензин на исходе, вот и всё. Дыши глубже. Вот так. Молодец! Хорошо?

Марика кивнула, старательно пытаясь держать себя в руках.

В грузовом отсеке что-то шуршало, падало и гремело. Похоже, Дитер всерьёз взялся за поиски.

А что если он ошибся, и парашютов там нет? Так, Саня, сейчас не самый подходящий момент для паники. Надо бы Марику успокоить, а то что-то она совсем плоха стала. Как бы от страха в обморок не грохнулась.

— Марика, — я сильно сжал её руку. — Не волнуйся, у нас ещё есть время, мы всё успеем. Всё будет хорошо.

В этот миг левый мотор громко чихнул и заглох. Винт ещё крутился по инерции, но с каждым оборотом делал это всё медленнее, пока окончательно не застыл в одном положении.

Марика взвизгнула и побледнела так сильно, что мраморная скульптура по сравнению с ней выглядела румяной красавицей.

— Дитер! Где парашюты?! — рявкнул я, не отрываясь от штурвала.

В ответ донеслось кряхтение и опять что-то с грохотом упало на пол. Я хотел оглянуться, но моё внимание привлёк правый двигатель. Он заглох, как и левый. "Юнкерс", и до того уже потерявший в скорости, поплёлся, как черепаха, с каждой секундой теряя высоту.

Марика из последних сил балансировала на краю истерики. Молодец, девочка! Другая на её месте давно бы уже с катушек слетела, а эта ничего — держится.

Сзади раздалось надсадное кряхтение и противный скрежет металла. Я обернулся. Немец с красным от натуги лицом толкал здоровенную бочку.

— Дитер! Ты спятил? Зачем тебе это? Где парашюты?

— Лучше помогите мне, штандартенфюрер, — прокряхтел он, — прыгнуть мы всегда успеем.

— Возьми штурвал, Марика!

Марика никак не отреагировала. Я сильно тряхнул её и уже хотел ущипнуть, как вдруг она повернулась ко мне. В глазах испуг, бледные губы тесно сжаты, кожа на скулах натянулась.