Проект "Ворожея"

Да ну и хрен с ним. Сто пудов это опять какой-нибудь гипнотический приемчик госпожи Влады, которой остро надо расположить всех к себе. Отстранившись от раздумий на тему необычных реакций подчиненного, все равно краем глаза отметил, что сидела Владислава уже, понятное дело, босиком, а ее нелепые сейчас туфли сохли на спрятанном в углу нашем масляном обогревателе. Ну и ладно, мне нет дела до того, что предложил это не я, а, как оказалось, такой пронырливый, мать его, тихоня Василий. Бросил короткий взгляд на обоих до того, как они выпрямились и прекратили свою беседу, и вдруг поймал себя на том, что размышляю, может ли Василий привлекать Владу? Он младше ее, и лицо у него простака рязанского, но когда женщин останавливала разница в возрасте и простоватое личико? Млять. Да о чем я вообще, на хер, думаю? Это что со мной не так-то? Может, и не так уж не прав Серега? И мне реально в отпуск пора, потому как совсем ум за разум заходит? Мой помощник и госпожа экстрасенс опять стали сами собой. Он — сутулым ботаном, уткнувшимся в экран или документы, а она — невзрачной дамочкой с лишенным эмоций лицом. Влада опустила ноги на пол, как будто почувствовала себя неуютно в моем присутствии, и выпрямилась, глядя при этом прямо на меня без признаков смущения. Я, почувствовав внезапное раздражение, прошел в угол кабинета, где на старой, обшарпанной вешалке сто лет болтался дорогой пуховик. Уже почти целый год назад его здесь оставил подозреваемый, который прямо в процессе допроса стал главным обвиняемым в деле об изнасиловании и убийстве ребенка и отправился прямиком в СИЗО. Естественно, ему это не понравилось, и он пытался бушевать, и, пока усмиряли, о его верхней одежде так и забыли. Затем выяснилось, что ее некому забрать, потому как урод умудрился покончить с собой в камере, а родни у него не оказалось.

Я подошел с курткой к Владе и, наклонившись, накрыл ноги, но так, чтобы не коснуться. И, поднимая голову, столкнулся с ее ошеломленным взглядом. Почему-то вдруг вспомнилось, как она замешкалась в дверях, когда я их открыл, и как косилась, когда подставил вначале стул, и сразу подумалось, что для нее никогда никто ничего не делал, даже какой-то мелочи. Не знаю даже, почему это в голову пришло, но если женщины знают, что такое проявление хоть элементарного внимания, то не смотрят на тебя так, будто ты прошелся по комнате голышом на голове.

— Спасибо, — пробормотала она, продолжая смущать меня своим пристальным пораженным взглядом.

— Все равно он тут черте сколько висит и никому не нужен, — пренебрежительно пожал я плечами. — Хоть для чего-то сгодится.

Выражение ее темных глаз тут же изменилось, в них проскользнул легкий оттенок разочарования, но я не успел понять почему, потому как в дверь постучали.

Следующие два часа я опрашивал двух свидетелей, одного из которых считал стопудовым убийцей, а Влада изучала дело маньяка, которое ей вручил Василий, хотя особого интереса я не заметил. Она перелистывала страницы довольно быстро, почти не вчитываясь, так, словно это был глянцевый гламурный журнальчик, а не сухие факты, повествующие о чьей-то боли и смерти, и то и дело смотрела на моих фигурантов. Причем ее интерес был гораздо меньше, когда в кабинете сидел и бубнил первый, тот самый, кого я и подозревал, чем когда зашел второй. Родной младший брат убитого, тщедушненький очкарик в идеальной белой рубашечке с галстучком, эдакий мальчик одуванчик без возраста, полная противоположность безвременно почившему старшему брату, гуляке, бабнику и здоровенному детине.

С его появлением в кабинете она, казалось, совсем забыла о лежащих перед ней документах и, часто моргая, смотрела на меня, на мямлящего ответы на мои вопросы свидетеля, а потом почему-то на двери. Причем, похоже, ее взгляд ощущался вполне осязаемо, потому что к концу допроса парень уже ерзал и нервно оглядывался на нее. А Влада будто и не замечала этого и продолжала пялиться, сильно хмурясь, словно что-то было ей непонятно и приводило в замешательство. На самом деле мне даже стала нравиться эта ее способность действовать на нервы и выводить из равновесия. Не знаю, как там обстоит со всякой сверхъестественной похабенью, а вот эта фигня могла быть реально полезной. Я стал нарочно затягивать допрос, и парень совсем раздергался.

— Послушайте, а можно уже закончить побыстрее, — не выдержал наконец он, и глянул на Владу уже откровенно неприязненно, чего она, впрочем, и не заметила вовсе. — Меня в коридоре жена беременная ждет. Может, уже достаточно вопросов?

— Я решаю, когда достаточно, гражданин Сысоев Владимир Алексеевич, — нарочно монотонным голосом ответил я. — А жену-то зачем с собой брали? Тем более в положении.

— Я не брал. Она сама захотела. Переживает очень. Знает, как мне трудно пережить гибель Славки, — Парень тут же стал похож на ежа. Ну ладно, на тощего ежа-доходягу, — И вообще, разве вас это касается?