Трофимыч говорил дружелюбно и доверительно, и это оказало нужный эффект. Глубоко вздохнув, девушка начала свой рассказ.
- Я родилась за год до Катастрофы. Родителей не помню, меня тетя воспитывала. Она ласковая, добрая... Была. Помню, песни мне пела, сказки рассказывала. Говорила, что родители от какой-то болезни умерли. Мы в убежище жили на улице Розы Люксембург, оно на семьдесят пять человек было рассчитано. Помню, как взрослые часто с горечью и иронией говорили, что, когда строили такие убежища, в них не закладывали запасов еды. Мол, свято верили, что больше суток в них никто не проведет, а потом спасатели доставят все необходимое. На самом деле, не было никаких спасателей. Взрослые сами все добывали - еду, воду, лекарства, запчасти для динамо-машины. В общем, кое-как выживали. Пусть впроголодь, но выживали. Мужчины даже охотиться пытались. Вот только съедобными только слизни такие большие оказались. Их и достать проще всего было. С другими убежищами тоже общались, обменивались, чем могли. Но было и такое, что на нас нападали. В такие моменты страшно было очень. Я обычно забивалась в какой-нибудь дальний угол и пыталась молиться, меня тетя учила. Так и жили... А потом... Грохот помню поднялся ужасный среди ночи. Все повскакивали, кто-то кричал, маленькие плакали. А грохот становился все сильнее и сильнее. Я так поняла, дверь кто-то пытался выбить. Или что-то. Меня тетя в вентиляцию запихала, чтобы я не высовывалась. Вроде, не маленькая я уже, а она все равно до последнего обо мне пеклась. Дверь в итоге не выдержала. А дальше... Это был медведь, я видела их на картинке. Только этот был просто огромный. Шерсть клочьями торчала, на голове какие-то наросты, пасть оскалена, с клыков слюна стекает и глаза, горящие огнем. У него когти были прямо как ножи. Какая паника тогда поднялась... Я сидела в вентиляции, зажав рот ладошкой и плакала, боясь даже пошевелиться. А этот зверь... Наши даже сделать ничего не смогли. Я слышала только крики и стоны, а скоро и они стихли. Не знаю, сколько я просидела в своем укрытии. Помню, как вылезла, как сидела над изувеченным телом тети. Будто во сне потом бродила по убежищу, нашла костюм с противогазом и ушла... Шла, куда глаза глядят. И, знаете, мне уже все равно было - погибну или нет. Так вот и брела по городу. Забрела в какой-то магазин, устала очень. Накрылась коробками, а потом вот меня Леша и нашел...
Девушка замолчала, в глазах блестели слезы. Молчал и сталкер с Трофимычем. Неловкая пауза грозила затянуться. Алексей поднялся со стула, подошел к девушке и успокаивающе потрепал ее по плечу. Та вздрогнула и вдруг подалась навстречу, уткнулась лицом в грудь парня и в голос зарыдала. Начальник станции смущенно буравил взглядом столешницу. Не любил он всю эту женскую сырость. Суровый, закаленный жизнью в метро, Трофимыч всегда терялся, едва завидев женские слезы. Поэтому сталкер, как мог, пытался успокоить девушку. А мог он не многое - способности по успокаиванию ограничивались поглаживанием по волосам и бормотанием чего-то бессвязного. Но и этого вполне хватило. Накопленное напряжение и боль нашли выход со слезами. Пусть не до конца, пусть оставив на душе противный осадок, но все же девушке немного полегчало. Она оторвалась от своего спасителя, серьезно посмотрела на него:
- Спасибо тебе. Большое спасибо.
- Не за что, - не нашелся, что ответить парень, затоптался на месте. - Слушай, ты погуляй пока по станции. Мы с Трофимычем поболтаем немного.
Екатерина кивнула и вышла. Сталкер облегченно вздохнул и опустился на стул, начальник станции извлек из кармана самодельную папироску, закурил.
- Вот знаешь, Лешка, за что я женщин недолюбливаю? За то, что по поводу и без истерики устраивают. Но ее понять можно. Девка в одночасье потеряла все и всех. Не каждый на ее месте выдержал бы.
- Ну а в целом, Трофимыч, что думаешь? Ничего не смущает?
- Есть кое-что, - начальник сделал глубокую затяжку, выпустил облако дыма. - Например, то, как она одна умудрилась протопать через весь город. Насколько я помню, улица Люксембург от нас, мягко говоря, далековато. Даже если предположить, что она была в подавленном состоянии или в состоянии аффекта, не знаю, как это назвать.
- Трофимыч, ты на поверхности-то давно бывал?
- Давненько. А что такое?
- А то, что наверху мы уже давно не хозяева, наше время вышло. И невозможно девушке в одиночку пройти через половину города, при этом не оказавшись сожранной. И, кстати, с медведем мне как-то довелось встречаться. Поверь, это не те добрые мишки из детских книжек. В этой махине веса поболе тонны. И нюх у медведя превосходный. Сидя в вентиляции, от него не скроешься. Даже если бы он не хотел жрать, все равно достал бы. Просто для того, чтобы к себе в берлогу отнести на черный день, так сказать. И, скорее всего, если бы Катя не ушла вовремя, то опять бы встретилась с этой тварью; мишка явно пришел бы сделать себе запасы на зиму. Вот я и думаю, врет она или действительно грозный вечно голодный мутант вдруг потерял интерес к живой добыче. Потому как не учуять ее он не мог.