Класс прагмем исключительно широко представлен в лексике советской эпохи и вообще характерен для синтетического строя русского языка. Обычно под синтетизмом лингвистика понимает объединение в пределах одного слова нескольких морфем: собственно лексических, несущих основное значение слова, – и формантов, указывающих на грамматическую категорию: часть речи, падеж, род, спряжение, лицо и т. п. (В аналитических языках, таких как английский, грамматические категории выражаются отдельно от лексических: либо самостоятельными словами, артиклями, предлогами, либо порядком слов и синтаксической структурой предложения.) На другом, уже не морфологическом, а семантическом уровне, синтетический строй русского языка проявляется в том, что предметное значение слова оказывается неотделимым от оценочного, семантика от прагматики. Сравнивая русский и французский языки, В. Г. Гак приходит к выводу: «Нейтральные французские слова имеют русские эквиваленты с отчетливо отрицательными или положительными экспрессивными оттенками… Очень часто одно стилистически нейтральное французское слово находит параллель в нескольких русских словах с различными стилистическими качествами (негативное, позитивное, нейтральное)» [283]
. Например, французское слово entente лишено экспрессивного оттенка, но может быть передано по-русски несколькими словами с разными оценочными значениями: положительное – «согласие», отрицательное – «сговор», нейтральное – «соглашение». Французское fameux имеет по крайней мере три русских эквивалента: позитивный – «знаменитый», негативный – «пресловутый» и нейтральный – «известный». Здесь оценочный компонент внедрен в лексическое значение русского слова, тогда как во французском должен составить отдельную лексическую единицу.Идеологическая функция слова близка магической, заклинательной. Такие прагмемы, слова-ярлыки
, как «сговор» или «сборище», «пособник» или «сподвижник», «миролюбие» или «примиренчество», «согласие» или «соглашательство», не столько называют явление, сколько колдуют над ним, совершают магический акт его возвышения или снижения, приказывают ему быть или не быть. В советском идеоязыке «Ленин» – это слово-заклинание, потому что оно не только указывает на индивида Владимира Ульянова, но и приписывает ему такие свойства, как «вождь всех трудящихся», «величайший гений», «самый человечный человек». «Кулак» – это слово-заклинание: оно не только указывает на зажиточного крестьянина, но требует его уничтожения. Слова «интернационалист» и «космополит» или «патриот» и «шовинист» – тоже «синтетические», причем они указывают на одно и то же явление, только дают ему две разные клички, действуют как «приворот» и «отворот» (*конверсия).*Идеологическая тетрада, Идеологический язык
, Конверсия оценочнаяСпособы воздействия идеологического высказывания // Образ человека ХХ-го века. М.: Изд-во ИНИОН, 1988. С. 167–216.
Идеология и язык (построение модели и осмысление дискурса) // Вопросы языкознания. 1991. № 6. С. 19–33.
Ирония.
С. 255–269.Relativistic.
Р. 1–94.Future,
62. Р. 104–109.ПРИЧ А
СТИЯ Б У ДУЩЕГО ВРЕ МЕНИПРИЧА
СТИЯ БУДУЩЕГО ВРЕМЕНИ (future participles). Форма причастий, которая существует в русском языке вопреки правилам нормативных грамматик и учебников. Действительные причастия будущего времени образуются от глаголов совершенного вида с помощью суффиксов – ущ-(-ющ-), – ащ-(-ящ-): сделать – сделающий, суметь – сумеющий, успеть – успеющий, увидеть – увидящий, прочитать – прочитающий, пожелать – пожелающий. Они употребляются в классической и современной литературе и особенно широко – в Интернете. «Буде окажется в иx губернии какой подозрительный человек, не предъявящий никаких свидетельств и пашпортов, то задержать его немедленно» (Н. Гоголь). «Я мог бы привести здесь сотни отрывков из книг Грина, взволнующих каждого» (К. Паустовский). Эти причастия позволяют характеризовать лицо или предмет через действие, которое они совершат в будущем. «Бедный критик, ни одного рассказа не написавший и не напишущий, – каково ему критиковать великих! А профессия обязывает».