Проективный словарь гуманитарных наук

Эту функцию знаков – увеличения ЗНАЧИМОСТИ означаемого – нельзя обнаружить ни в денотативном, ни в коннотативном плане. Значимостную функцию знака, сигнификантность, significity, можно определить как самозначимость знаковых отношений, как магичность самого процесса передачи информации. Например, в американской прессе стали мелькать сообщения о том, что Энди Уорхол, знаменитый основатель поп-арта, носил трусы только зеленого цвета. Очевидно, эти сообщения имеют только ту информативную ценность, что Энди Уорхол предстает в них как фигура, чье исподнее заслуживает публичного интереса: фамическая функция выступает здесь в своей чистоте. Когда мы читаем некое сообщение о писателе А, актере Б, политике В, то мы воспринимаем в этом сообщении еще и сам факт его передачи. Каждое сообщение содержит не только свой предмет, но и факт сообщения о нем – это принцип самосообщаемости сообщения. Это автореферентная функция знакового процесса: семиозис в квадрате, знак того, что знак произведен и передан. Причем это дополнительное значение выражается через тот же самый знак. К содержанию любого сообщения можно добавить: «оно сообщает о передаче самого себя».

Фамическая функция выделяется по аналогии с «фатической» функцией, которая давно уже выделена у актов коммуникации (от греч. phatos, говоримый, от phēmi, говорю). Как известно, фатическая функция речи – устанавливать и поддерживать сам процесс коммуникации, не позволять ему прерваться (таковы приветствия, разговоры о погоде и т. п.). Фамическая функция сходна с фатической в том, что обе – автореферентны. Фамическая функция информации – поддерживать процесс распространения информации в виде сообщений о самом акте сообщения. «Актер Б. женился, об этом сообщают “Коммерсант” и телеканал “Россия”». Возникает новый виток семиозиса – знаки знаков.

В результате у всех потребителей информации образуется не просто картина данного события, но картина, тонущая в фамическом излучении, в сиянии славы, то есть знаков, передающих значимость своего означаемого. Это совершается экономно, без всяких экспликаций (типа «это знаменитость»), поскольку знаки информации, благодаря своей дополнительной фамической функции, репрезентируют не только предмет, означаемое, но и самих себя. Вокруг информационно раскрученных фигур светится магический ореол чистой значимости, которую трудно перевести на язык простых означаемых. Добавляется нечто вроде бессмертия, вездесущности, «всегдасущности», то есть на предмет проецируются свойства тех знаков, которые его замещают. Поскольку знаки сохраняются на долгосрочных носителях и способны к быстрому распространению и умножению, публичная фигура становится мифической, единой во всех своих лицах: здесь, и там, и сейчас, и тогда, и потом.

Именно на такое бытие «знаковых» фигур – Пушкина, Толстого, Ленина, Гагарина – мы ориентированы с детства, именно они преподносятся нам как образцы, с которыми мы должны сверять свою жизнь. Мы окружены медиасредой, с ее ореолом бессмертия и сверхзначимости. В жизни рядовых потребителей информации образуется пустота, минусность существования, поскольку точкой отсчета берется сверхзначимость, раздутая СМИ и всей информационной средой. Мы просто живем, а они живут. Мы женимся, а они женятся. Мы страдаем, а они страдают. Это, по сути, слова-омонимы, которые совпадают по написанию, но различаются по значению, точнее по значимости. Фамическая функция не имеет своего познавательного наполнения, она просто добавляет к знанию о людях еще и веру в их всемогущество. Слава – это мирская святость. По контрасту степень неудовлетворенности своей жизнью растет в прямой пропорции к интенсивности медиальной среды: работая на сверхзначимость одних фигур, она в такой же пропорции уменьшает значимость бесславного большинства. Все острее ощущается несправедливость в распределении символического капитала. Одним – все, другим – ничего. А ведь в информационный век символический капитал не менее значим, чем материальный, создает не меньшее ощущение богатства, могущества, полноты жизни.