СИМТА
КТИЯ (symtactics; лат. sym/syn, вместе, слитно + лат. tactus, прикосновение; отсюда и «тактильный», осязательный, и «тактичный» в поведении, и «такт» в музыке). Ритмика соприкосновений, осязательных взаимодействий (по аналогии с «сим-фония» – созвучие). Симтактию можно найти в отношениях между влюбленными или между родителями и детьми, когда они ласкают друг друга в интуитивно согласованном ритме. Их соприкосновения – своего рода тактильная музыка. Симтактия – музыка не звуковая, а осязательная, подчиненная определенному ритму: особый род телесной синестезии, возникающий в межличностных отношениях. Интимные прикосновения могут «звучать» в такт Шопену или Чайковскому, а порою накладываются на ритм джаза или рока.Симтактия и *секстуальность
– две области, где соматика перекликается с эстетикой чисто интуитивно, бессознательно, вне профессиональной деятельности художника. Отсюда высокая потенциальная значимость исследований в этой сфере как для психологии и физиологии, так и для эстетики, искусствознания, литературоведения.*Секстуальность и секстология
, Тактильное искусство, ХаптикаДар.
Вып. 324. 31.3.2014.СМЕ
РТСТВОВАТЬСМЕ
РТСТВОВАТЬ (to be deathing, в отл. от to die, умирать). Пребывать в смерти, *обытийствовать смерть как часть жизни или вечного бытия; позитивно осваивать опыт вхождения в Ничто.В языке есть глаголы «умирать», то есть принимать смерть, и «убивать», то есть причинять смерть другому. Оба глагола обозначают переход из живого состояния в мертвое, указывают на рубеж этих состояний. Но в человеческом опыте и в религиозно-философском его осмыслении не всегда можно провести четкую границу между состояниями жизни и смерти. «Те, кто подлинно предан философии, – утверждает Сократ, – заняты, по сути вещей, только одним – умиранием и смертью» (Платон, «Федон», 64а). Иными словами, они вступают в смерть задолго до того, как умирают, они еще при жизни вбирают в себя опыт смерти, они смертствуют
, то есть развертывают смерть как продолжительное действие, процесс самоосуществления, а не просто переходят из жизни в смерть.Со стороны посмертья
эту же долгую, даже вечную бытийность смерти обозначил Лао-цзы: «Тот, кто, умирая, не прекращает быть, обретает вечность» («Дао Дэ Цзин», 33). Посвященный даос порой так и именуется: «мертвый живой человек», то есть живущий в состоянии смерти. У Сократа – смерть-внутри-жизни, у Лао-цзы – жизнь-внутри-смерти. Но в обоих случаях речь идет не о том, что человек умирает, то есть из живого становится мертвым, а о том, что он смертствует, то есть совершает то, что достойно сознательно смертного существа. Если животное не знает о своей смертности и поэтому просто умирает, то человек знает о ней и потому смертствует, то есть превращает ее в способ своего бытия, опыт вбирания, экзистенциального освоения и присвоения смерти.Люди смертствуют по-разному:
одни – своим страхом смерти и заботой о физическом выживании;
другие – стремлением обрести посмертие в этой жизни, в творческих свершениях, земной славе, памяти потомства;
третьи – постановкой себя в условия смерти, в опасные экстремальные ситуации, позволяющие пережить близость смерти;
четвертые – опытом медитативного, молитвенного приготовления себя к смерти ради торжества над нею, то есть воскресения.
Так христианин соумирает Христу, принимает на себя его смерть. Яков Беме: «Я погружаюсь в смерть моего Спасителя Иисуса Христа и не отступлю от Тебя» [314]
. С этой точки зрения смертствовать – смертью попирать смерть. Когда предашься любви Божией, то «ты своею волею начнешь умирать себе, а она делаться твоею жизнию… Таким образом, ты будешь тогда мертв себе, а жив Богу» [315].