Философски понятие неустойчивого вакуума остается непроясненным. Если это вакуум, который не содержит ничего: ни материальных частиц, ни зарядов энергии, – то как он может быть неустойчивым, что выводит его из состояния равновесия и производит из него «нечто», каковым является наш мир? Само понятие «не
устойчивого вакуума», или «неустойчивого небытия», содержит в себе знаменательный повтор семы отрицания, выражаемой частицей «не». Если вакуум есть отсутствие частиц, то неустойчивость вакуума есть вре2менное*Ирреалия, Негаонтология,
Двойное небытие и мужество быть: К философии неустойчивого вакуума // Вопросы философии. 2013. № 4. С. 28–43.
ВЕЩЕСТВОВ
ВЕЩЕСТВОВ
Важно концептуально отличать «вещь» от «предмета». В древнерусском языке слово «вещь» значило «духовное дело», «поступок», «свершение», «слово». «Предмет» требует в качестве дополнения неодушевленное существительное, а «вещь» – одушевленное. Мы говорим «предмет чего?» – производства, потребления, экспорта, изучения, но «вещь чья?» – хозяина, отца, жены… Вещь выступает не как объект какого-либо воздействия, но как принадлежность субъекта, «своя» для кого-либо. Язык лучше, чем любое теоретическое рассуждение, показывает разницу между предметом и вещью, между принадлежностью одного и того же явления к миру объектов и к миру субъектов. «Изделия», «товары», «раритеты» и т. п. – это разные виды предметов: производства и потребления, купли и продажи, собирания и созерцания. Между предметом и вещью примерно такое же соотношение, как между индивидуальностью и личностью: первое – лишь возможность или «субстрат» второго. Предмет превращается в вещь лишь по мере своего духовного освоения, подобно тому как индивидуальность превращается в личность в ходе своего самосознания, самоопределения, саморазвития. Сравним: «он сделал хороший предмет» – «он сделал хорошую вещь». Первое означает – произвести что-то руками, второе – совершить какой-то поступок.
В каждом предмете дремлет что-то «вещее», след или возможность какого-то человеческого свершения. Хотя вещи сами по себе лишены разума, они воспринимаются человеком как наделенные определенной интенцией, миссией. Эта общая интенциональность, присущая веществованию как таковому, воспринимается как смирение, согласие с миром, послушание бытию. «Вещи кротки. Сами по себе они никогда не причиняют зла… Душа моя была непреклонна перед людьми, и, однако, я часто плакал, созерцая вещи…» – писал французский поэт Франсис Жамм («Вещи», 1889).
Веществование – это покорность бытию, которую вещи умеют претерпевать глубже, чем люди. Веществование – маленький рай, в котором каждая вещь послушествует своему владельцу. Она не отклонит ничьей просьбы, но при этом останется верна своему назначению: чашка поможет утолить жажду, но не позволит использовать себя в качестве ножа или полотенца. Если от вещей – сильнейший соблазн стяжания, то от них же и урок бескорыстия. Вещи оделяют нас всем, что у них есть, и ничего не оставляют себе, буквально выполняя завет «раздай имение свое». Меря себя мерой вещей, не имеющих ничего, кроме бытия, человек достигает смирения.
Бог, говорит Р. – М. Рильке, – «Вещь вещей», «Безграничное присутствие». Монах, по словам Рильке, «слишком ничтожен и все-таки недостаточно мал», чтобы уподобиться вещи перед Богом. Мир вещей – погруженный в молчание и терпение монастырь, куда люди приходят странниками, обретая мудрость послушания. Мы учимся у тех, кто служит нам. Тогда-то вещь и являет свое затаенное «вещее» свойство – безгласного Слова, неутомимо наставляющего нас.
*
ВИРТУ