Проективный словарь гуманитарных наук

Меонизм характерен для творчества таких разных писателей, как А. Платонов и В. Набоков. Тема небытия внутри бытия значима для обоих, но они подходят к ней с разных сторон. У Набокова мир часто предстает собранием фантомов и магически исчезает по мере его описания. Такие не-явления, меонемы, образованные негацией других явлений, писатель называет «нетками». В «Приглашении на казнь» мать Цинцинната, Цецилия Ц., описывает не-вещи, которые в не-зеркале приобретали вид настоящих вещей: «когда вы такой непонятный и уродливый предмет ставили так, что он отражался в непонятном и уродливом зеркале, получалось замечательно; нет на нет давало да, все восстанавливалось, все было хорошо…». Нетка в «зеркале-коверкале» выглядит как полноценная вещь, но это лишь взаимоналожение двух отрицаний, которые дают плюс. Каждая вещь есть лишь способ отношения одного «не» к другому. Таков бесконечно множимый мир призраков, которые реальны друг для друга, но в своей общемировой сумме образуют ноль. Можно было бы подобными семиотическими минус-единицами – «ирреалиями» – исчислять меру призрачности в таких набоковских произведениях, как «Защита Лужина», «Приглашение на казнь», «Посещение музея», «Ultima Thule», «Бледный огонь». Детали-меонемы по мере перечисления не прибавляются к этому миру, а вычитаются из него. Что остается – отвечает сам Набоков: «мнимая перспектива, графический мираж, обольстительный своей призрачностью и пустынностью» («Тяжелый дым»).

Для Платонова небытие – это начальное условие бытия человека в пустом, тоскливом мире, где приходится длить не обеспеченное смыслом существование. Платоновские меонемы – «евнух души» и «мертвый брат» внутри каждого существа. У Набокова – гностическое восприятие небытия, у Платонова – экзистенциальное. Поэтому у Платонова нет столь характерных для Набокова гностических терминов и образов: призрак, мнимость, иллюзия, ирреальность, фантом, просвечивать, прозрачность. У Платонова другой меонический словарь – экзистенциальный: тоска, скука, пустота, глухота, томление, терпение, длительность, неизбывное время. Гностик постигает окружающий мир как ложный, как тюрьму, в которую он посажен злокозненным демиургом. Если у Набокова проступают порой черточки иного мира, несущего пробуждение и освобождение, то Платонов целиком сосредоточен на этом мире, только он выступает как царство беспробудно спящих или мертвых.

Понятие ирреалии важно для постижения поэтической реальности у И. Бродского: нагнетание предметных подробностей служит скорее вычитанию, чем прибавлению их к картине мира, которая таким образом последовательно опустошается. Свою Музу Бродский называет «музой вычитанья вещей без остатка», «музой нуля» («Литовский ноктюрн: Томасу Венцлова»). Его поэтическое внимание заостряется именно на вещах, которые вычеркиваются из бытия, а значит, позволяют зримо представить само небытие. Такова, например, бабочка в одноименном стихотворении: «Ты лучше, чем Ничто. / Верней: ты ближе / И зримее». Самые яркие и памятные метафоры Бродского, как правило, содержат зримый или осязаемый вычет, зиянье, выбоину, впадину. Развалины зубов во рту – почище, чем развалины Парфенона. Птица, утратившая гнездо, кладет яйцо в пустое баскетбольное кольцо. Из человека вычитается время – остаются слова. Любая сумма «зависит от вычитанья» – это сумма разностей, сумма остатков, которые при сложении могут давать обратную, минусовую величину: «Из забывших меня можно составить город». Поэзия Бродского – это как бы платонизм наизнанку, его мир состоит из минус-реалий, отрицательных сущностей.

Ирреалия может рассматриваться семантически, как отсутствие референта у вербальной единицы. Например, среди однотипных словосочетаний: «крыша дома, поджог дома, глаза дома, скорлупа дома, листья дома, океан дома» – только два первых имеют прямой референтный смысл; два вторых имеют метафорический смысл, реализуемый воображением («окна – глаза дома», «хрупкая оболочка земного бытия – скорлупа дома)». Смыслы остальных сочетаний могут оказаться конструктивными в реальностях иных миров (например, там, где домом выступает внутренность растения – «листья дома»). Реалия – метафора – ирреалия: такова краткая схема движения от семантики бытия к семантике небытия. Подавляющее большинство словосочетаний ведет в область ирреалий, совокупность которых образует пустотные, лакунные миры. Отсюда радикальный метафизический вопрос: изгонять ли бессмыслицу из речи – или пустоту из бытия? Это и вопрос о роли языка в артикуляции ирреалий и тех лакунных миров, естественно-научное исследование которых, в силу их непроницаемости для нашего мира, не допускается в современных физических теориях мультиверсума.