Я оставляю ее в кабинете и закрываю за собой дверь. Чувствую себя гадко. Чувствую себя мальчиком, которому рассказывают, как следует себя вести, чтобы вырасти «хорошим человеком».
«Опель» серебристого цвета, новехонький, последней модели. Неплохая машина, хотя я не очень люблю «опельки».
Гоняю по городу, как сын разорившегося миллионера. «Опель» – очень относительная роскошь. Моя «бэха» куда круче. Никакого сравнения. Впрочем, не загонять же свою машину на такой адской работе!
Катаюсь, ем в кафе, убиваю время. И за это мне платят деньги. Пожалуй, при таких обстоятельствах стоит снисходительно относиться к обидным выпадам госпожи Слуцкой.
14. ВЕЧЕР
Бывает, что пустота пронзает. Как я и предполагал, меня отстранили от офисных дел и вообще от дел Иванны. Если бы я мог охранять ее безопасность не выходя из своей квартиры, я был бы еще более доволен.
Я боюсь пустоты. Врага нужно знать в лицо. А искать черных кошек в черной комнате… Мысль о том, что она, наняв меня, отказалась мне доверять, никак не дает покоя. Я встречаю ее вечером у офиса. И первый вопрос, который она задает, сев рядом со мной в авто:
– За тобой не следили?
– Нет. Я не заметил.
– Не следили или не заметил?
Я резко торможу у обочины.
– Иванна, если ты не доверяешь мне…
– Я доверяю, – обрывает она. – Я доверяю тебе. Более того – я не доверяю никому, кроме тебя. Поэтому не хочу шофера, не хочу посторонних людей рядом. Не хочу!
Она говорит это, глядя в сторону, в окно. И я вижу, как дрожат ее пальцы.
– И никогда… не останавливайся так резко. Не останавливайся посреди трассы. Не надо…
Она, действительно, испугана. Она не играет. Не притворяется. Наоборот, эта сильная женщина из последних сил борется со своим страхом – и она перед ним бессильна. Она слаба. Ей пришлось прибегнуть к моей помощи. Значит, я уже не посторонний. Но и мне она не доверяет… не верит… до конца.
– Ты же сказала, что особой опасности нет.
– Мне хочется в это верить. Поехали, ну… Не виси так долго в одной точке.
И вдруг мне приходит в голову мысль, что она психопатка. Скорее всего, напряженный ритм ее работы, одиночество и внутренняя сдержанность сделали ее невменяемой. Она с трудом держит себя в руках – на людях. Но не двадцать четыре часа в сутки. Ее нервы скрипят, как пружины старого, повидавшего виды дивана.
Я останавливаюсь у подъезда.
– Мне входить?
– Да, входить.
Я вхожу следом. Нажимаю кнопку лифта.
– Нет, пешком.
Мы идем пешком на шестой. Лестница крутая. Площадки чистые. Дом элитный. Иванна дышит тяжелее.
– Мне входить? – спрашиваю снова перед ее дверью.
– Да, – говорит она тихо.
Впечатление, что ей неловко. Она протягивает мне ключи и отступает. Я открываю ей дверь, вхожу. Машинально ищу рукой выключатель. И она замечает мой жест.
– Не ищи. Света нет. Я отключила электричество. У меня нет электроприборов. Нет телефона. Нет телевизора. Есть несколько свечей.
Она зажигает свечи в подвесных канделябрах. Я понимаю, что мы в зале. Окна плотно зашторены.
– А окна?
– Пуленепробиваемое стекло.
– Кровать?
– Только матрац на полу.
Газа тоже нет. Но душ и горячая вода есть.
– Я здесь только сплю, – объясняет Иванна. – Не провожу много времени, не готовлю. Утренний макияж – при свечах на скорую руку или в салоне.
Присесть не на что. Я сажусь прямо на пол. Уверен, что до этого никто не попадал внутрь ее жилища.
– Как долго это длится?
– Долго. Каждый вечер ты должен будешь входить и проверять здесь все. Здесь минимум вещей, но бывает, что я теряю бдительность. Я почти не сплю ночами. Поэтому ты будешь ночевать здесь – там, в другой комнате.
– Там тоже нет кровати?
– Там пусто. Так лучше и проще.
Я хочу спросить только об одном: не пробовала ли она показаться психиатру? Это лечится. Есть новейшие средства, безболезненная терапия.
– Ты думаешь, это мания преследования? – она ловит в полумраке мой взгляд. – Мне все равно, что ты думаешь, абсолютно все равно. Я хочу положиться на тебя в этом деле. Я тебе плачу. И ты можешь оставить при себе свое мнение.
– Но на чем основывается этот страх? – спрашиваю все-таки.
– Основания есть. Я не хочу посвящать тебя в детали.
Я был уверен, что она именно так и ответит: основания есть, но я их знать не должен. То есть их нет. Нет тех фактов, которые можно было бы считать достаточным основанием для такой паники.
– Мне тяжело, Илья. Я продолжаю работать, вести дела, встречаться с людьми, выступать в суде. Внешне все должно оставаться, как прежде, в рамках. Говорят, что я похудела, и я стараюсь есть калорийную пищу и пить витаминные коктейли. Я употребляю биодобавки, хожу в косметические салоны. Ничего не должно измениться… В офисе я чувствую себя в безопасности. В здании суда – надежная охрана. Но здесь, оставшись одна, я ощущаю себя очень уязвимой.
– А ты не думала замуж, например, выйти.
Она криво усмехается.
– Думала. Когда-то думала. Потом передумала. У меня есть хороший любовник. Он мне дорог. Но изменять свою… или его жизнь… я бы не хотела. Тем более – теперь, когда в своей я так не уверена.