Профессия – киллер

Тогда я почему-то не думал об опасности, а оценивал качество этих чак. Они действительно были хорошие, я такие уже однажды видел у одного парня. Точеный стеклопластик коричневого цвета, латунные накручивающиеся набалдашники и двойная сварная цепочка. Такими чаками можно с одного удара разнести вдребезги пластмассовую пожарную каску, какие в свое время выдавали нашим подразделениям для защиты от камней.

– Малыш немного нервничает, да? – Чеченец красиво крутанул нунчаки перед собой, перебросил их с руки на руку. Было очевидно, что он ими неплохо владеет. – Мы сейчас малыша спатеньки уложим! Бай-бай!

Ей-богу, как в боевике с Ван Даммом! Я почему-то вспомнил один из похожих эпизодов и опять разразился дурацким смехом. Эти парни, судя по тому, как они двигались, секунд через пятнадцать слепили бы меня. Можете мне поверить. Нет необходимости драться с противником, чтобы определить степень его мастерства. Достаточно посмотреть на него в повседневной жизни, увидеть, как он двигается, как проявляет рефлексы и эмоции. В общем, я был потенциальный труп, если бы чечен чаки не достал. Это неправда, что кашу маслом не испортишь. Попробуй переложи – такая херовина получится!

Чеченец быстро шагнул вперед, продолжая крутить чаки, и ошибся: вместо простого, наотмашь, удара, от которого я должен был попятиться и попасть в зону рук-ног его приятелей, он сделал сложный финт за спиной, чтобы выхватить и мазануть вкруговую по голени. Когда он перебрасывал палки за спиной из правой руки в левую, я легонько пнул перехватывающую руку с подшагом вперед, и чаки завязались на моем голеностопе, после чего мне оставалось лишь подбросить их перед собой и схватить.

В общем, тех парней, что стояли несколько сзади, я просто ударил по разу. Они сразу вышли из игры, поскольку удары были очень быстрые и пришлись по черепам. А с чеченцем надо было немного повозиться. Он не хуже меня знал толк в рукопашной. В процессе я, кажется, сломал ему голень и оба предплечья, только после этого он подставил голову.

Хачека и трогать не стал, ему и так здорово досталось. Я открыл капот машины, вырвал оттуда все провода, что сумел ухватить, и, найдя на пристани здоровенный булыжник, методично уничтожил в машине все стекла, не забыв при этом бросить орудие преступления в воду…

На следующий день я решил навсегда уехать из этого города, который разбил мое счастье. Так, кажется, принято выражаться в подобных случаях.

Перед отъездом я зашел домой, чтобы забрать кое-какие вещи, и, разумеется, встретил Наташку. Она не работала: вроде бы был выходной.

Моя жена не особо переживала. Во всяком случае, выглядела она прекрасно. Открыв молча дверь, прошла на кухню, и все время, пока я собирался, просидела там, не проронив ни слова. Перед тем, как уходить, я остановился у двери.

Зря пришел сюда! Зря! Я почувствовал, как что-то закипело внутри, бешено застучало сердце. Жалость к себе и ненависть к неправильно устроенному миру задергалась в душе.

Наташка вышла из кухни и теперь стояла близко – рукой можно дотянуться, такая же красивая, как и всегда, как в те времена, когда мы были вместе и я не мог наглядеться на нее.

Господи! Ну и плохо мне было в тот момент!.. Я, здоровый мужик, не раз смотревший в глаза смерти, машина, запрограммированная на бой.

Я не мог говорить. Надо же было попрощаться, но что-то душило. Казалось, что в горле застряло что-то большое, шершавое… аж слезы из глаз!.. Я смотрел на нее, на эти руки, которые я так любил целовать, на мягкую копну волос, тех самых волос, в которых прятал свое лицо, вдыхая их аромат и забывая обо всем на свете…

Наташка спасла положение. Если бы она протянула руки, виновато что-нибудь прошептала, я бы сжал ее в объятиях и расплакался, как ребенок. Но она не прошептала, нет. Голос ее звучал сухо и неприязвенно:

– Ну что, за квартиру судиться не будешь?

Вот так. Спасибо, что не дала мне сорваться. Я сглотнул, прокашлялся.

– Зачем судиться? У тебя ребенок. – Я опять прокашлялся и махнул рукой. – Прощай…

Так расстался я со своим самым дорогим человеком. Вечером этого же дня уехал в свой родной город.

Некоторое время я катался по городу, собирая деньги: отец устроил меня инкассатором. Работа непыльная. Платили, правда, слабовато, но я жил у родителей, практически ничего не тратил и ни в чем не нуждался.

А потом случилось самое страшное несчастье в моей жизни. Мои родители, возвращаясь с дачи на своем автомобиле, попали в автокатастрофу. Были сумерки, самое паршивое время суток, когда фонари еще не разгорелись, а полумрак размывает очертания предметов. Видимо, поэтому отец проглядел выезжающий из-за поворота на трассу «КамАЗ», который двигался с выключенными фарами. Когда на место происшествия прибыла «скорая помощь», мои родители были мертвы…

Я никогда не верил в Бога, не увлекался модными ныне оккульными учениями и прочей мистикой. Но после того, что случилось, я стал думать, что рок за что-то преследует меня…