Профессия – киллер

– К семье?! – Он как будто даже удивился. – К семье никакого, можешь не волноваться, если ты об этом. Твоей матери я преподавал историю в университете, а твой отец был моим другом. Затем твой отец женился на твоей матери, и они зажили отдельной от меня жизнью. С тех пор мы не общались. Так что к твоей семье я не имею никакого отношения.

– Понятно… – несколько растерянно пробормотал я, хотя на самом деле ничего понятно не было. Я до сих пор даже и не знал обо всем этом. – И потому… ты решил помочь мне?! Из чувства уважения к моим родителям?

– Считай, что так, – как-то лениво ответил Дон, и я понял, что он не желает продолжать разговор на эту тему.

– Ну хорошо… А какую работу ты мне хочешь предложить?

Дон хмыкнул. У него это вышло так, будто он отдельно произнес «х» и «м», абсолютно без эмоций.

– А тебе не все равно? Насколько я знаю, после того, как ты распрощался с армией, тебе не пришлось особо привередничать в плане добычи средств к существованию. Инкассатором работал, неделю мешки разгружал, а на последнем этапе кризиса бутылки собирал возле кафетерия…

Дон умолк, насмешливо разглядывая меня в упор. Как владелец богатого амбара со жратвой, в котором вдруг завелись мыши. И вот он, этот владелец, поймал на улице облезлую приблудную кошку и притащил ее в свой амбар – довольно комфортабельный по сравнению с сырой и холодной улицей. Единственная цель – чтобы кошара отловила и сожрала мышек, которые грызут его мешки с крупой. А тут вдруг кошка, вопросительно глядя на толстую рожу хозяина, начала мяукать: дескать, чего это ты меня сюда притащил? Что я должна делать?

Мне стало обидно. Потому что сейчас я был сыт, чист, хорошо одет и чувствовал себя человеком, который чего-то стоит в этом мире. Наверное, если бы Дон сказал это немного раньше, до того, как меня привели в чувство, я безропотно бы все стерпел и согласился на любое предложение – даже такое… ну, предположим, укокошить кого-нибудь…

– Да, все понятно. Спасибо за гостеприимство. Мне пора.

Я встал из кресла и с достоинством, как мне показалось, направился к выходу, стараясь держать голову ровно и гордо смотреть прямо перед собой. Возле двери я задержался на секунду и, медленно обернувшись, изрек:

– Кстати, уважаемый Дон, я не объел вас случайно? Если вы так считаете, можете составить счет. Я оплачу, когда заработаю…

Как ни странно, этот проклятый грузин разулыбался – хорошей такой улыбкой, обаятельной и обезоруживающей. Улыбка преобразила его, и это было удивительно: насколько простейшее проявление эмоций может изменить лицо человека, раскрыть его внутренний мир.

– Гордость – это хорошо. Это значит, что ты не будешь пресмыкаться перед сильными и не продашься тому, кто больше заплатит. – Дон как будто мыслил вслух, не обращаясь ко мне. – Очень хорошо. Даже в такой безвыходной ситуации ты не стал терпеть обиду и решил уйти, а не сыграл. Я в этом разбираюсь… Да.

– Отчего же безвыходное? – упрямо поинтересовался я. – Очень даже выходное: выхожу, и все – привет, благодетель, пишите письма!

– Нет, безвыходное, – Дон убрал улыбку. – Ты не можешь выйти отсюда, потому что твою вшивую одежду сожгли. А сейчас ты хочешь уйти в моем импортном спортивном костюме? Это грабеж, юноша, статья 145 УК России. Так-то вот. А голым тебе отсюда не уйти. Вряд ли, верно? На улице зима, и милиция не позволит голым перемещаться по городу. Думаю, нет необходимости доказывать дальше, что положение у тебя безвыходное.

На несколько секунд воцарилось молчание. Дон опять улыбнулся. А я вдруг понял, что никуда отсюда не уйду, потому что… кто же от добра уходит? Я представил свой дом – без тепла и уюта, чего было в избытке здесь, в жилище моего неожиданного благодетеля. Представил и понял, что не желаю возвращаться обратно голым и без гроша в кармане, метаться в поисках работы, которая даст нищенский кусок – не более. Вот так.

Понял и осознал, что буду работать на этого умного дядю. Только вот трудновато придется – перестраиваться под «шестерку». Не умею я этого, не могу. Я привык жать своей волей на психику подчиненных, добиваться повиновения, командовать вооруженными людьми, иногда теряющими человеческий облик и понимающими только язык грубой силы.

– Трудно будет перестраиваться под «шестерку», – задумавшись, сказал я вслух.

– Не надо под «шестерку», – покачал головой Дон и жестом пригласил меня вернуться на прежнее место. – Зачем под «шестерку»? я ничего еще не предложил.

– А что вы мне можете предложить? – Я пожал плечами. – Работать телохранителем или, на худой конец, водителем… Ведь вы коммерсант, я полагаю? Торгаш или деляга…