Профессия – лгунья

Странная это была проверка. Вначале он попинал колёса у новенького блестящего джипа. Потом открыл дверцу маленькой легковушки и протёр пыль в салоне. Направился к огромной машине, похожей на камаз. Поставил в салон искусственный цветок на липучке и отправился к следующей грузовой машине.

— У меня их шесть, — будто между делом, невзначай, сказал мне Окава.

Я с глупой полуулыбкой стояла у дверей ангара.

— Ты не хочешь посмотреть? — спросил он озадаченно, — Тебе неинтересно?

— Потому что я не мужчина, — попыталась я осторожно оправдаться.

— Одну вот такую машину я подарил Вике. Ты помнишь Вику?

— Помню, Окавасан.

У меня сразу всплыли в памяти её слова: «Окава хоть с виду суровый, а зато в постели оближет с ног до головы». Я представила, как он облизывает её с ног до головы, и мне стало гадливо.

— Она работала в вашем клубе пять лет назад. Но я до сих пор высылаю ей каждый месяц деньги на жизнь. Ей не надо работать.

Он сделал паузу. Вопросительно посмотрел на меня, стараясь обнаружить произведённый эффект. Я отмалчивалась с той же виновато-глупой улыбкой.

— Ты что-нибудь понимаешь по-японски? — сказал он уже не без раздражения.

— Когда вы говорите медленно, иногда понимаю, господин Окава.

Он пристально посмотрел на меня и разочарованно покачал головой.

— Поехали, — сказал он упавшим голосом, и приказал человеку с измазанными машинным маслом руками закрыть за нами дверь.

Мы снова заехали в какой-то ресторан. Пили кофе с пирожными, и Окава долго пытался донести до меня все нюансы в системе доходов ночных клубов. Рисовал какие-то схемы и писал цифры. Я отчаялась что-либо понять и только кивала со значением. Пристально всматривалась в схему и для порядка иногда вскидывала на него удивленные глаза и говорила:

— Хонтоу дес ка?

Когда он, наконец, закончил свои вычисления, то подвёл печальный итог. С этого момента всё сказанное стало понятно:

— Поэтому, сколько бы ты ни работала, даже если у тебя будет много гостей, вот эта сумма из заработанных тобой денег уйдет клубу. И ты никогда не сможешь стать богатой, если у тебя не будет возлюбленного.

— Коибито… — повторила я уныло.

— Ко-и-би-то то ю котоба шиттеру?

— Да, знаю, Окавасан, — промямлила я.

— Коибито — это означает, не просто любовь. Понимаешь? А всё-всё!

— Что всё?

— Когда у людей любовь, у них есть секс. Я хочу быть твоим настоящим коибито. Хочу, чтобы это было взаимно, потому что ты красивая.

Аргумент был исчерпывающим. «Вот как всё просто, — думала я с комом в горле, — Коибитами становятся не от искры, необъяснимой вспышки, когда жить друг без друга невозможно, а просто договариваются стать коибитами и становятся таковыми. А не договариваются — не становятся. И что тут погрязать в философии. Любовь-морковь…».

Мы приехали к огромному стеклянному магазину. Поднялись на эскалаторе и оказались в отделе драгоценностей. Окава дотошно выбирал себе какие-то безделушки вроде запонок, и неизменно старался повернуть ко мне ценник так, чтобы я могла видеть невероятную стоимость украшений.

Я стояла чуть в стороне, и, рассматривая его белый костюм на маленьком худом теле, мысленно вела с ним насмешливый диалог: «Ну, хорошо, коибиточка мой, у тебя много машин. Состояние немыслимое. Всё это сейчас должно потрясти меня настолько, что я, не задумываясь, бросаюсь к тебе в койку. Допустим, ты мне даёшь деньги, много денег. Таскаешь меня по дорогим ресторанам. Покупаешь мне дорогую одежду или вот эти безделушки. Насколько приумножится моё счастье от этого? Что изменится в моей жизни, в моей голове? Избавлюсь ли я от своей поганой склонности к самобичеванию? Оставят меня мои душевные метания? Моё мировоззрение изменится и депрессивность уйдёт? Что изменится? Или ты мне на счет перечислишь столько денег, что я смогу купить квартиру, машину? Вот уж венец счастья. И до конца жизни буду в этой шикарной квартире презирать себя и тебя, старого кобеля? Ну, хорошо, положим, была бы я страшно бедная, дети умирали бы от голода, семеро по лавкам. Я бы, не задумываясь, пошла на это, и никогда не упрекнула бы себя. Но в моём-то случае что за нужда мне отдавать себя тебе на растерзание? Или там на облизывание, как говорит Вика. Цена даже тех денег, которые мне платит клуб, слишком велика. Слишком…».

— Нравится тебе кольцо? — спросил он, и надел маленькое кольцо на мизинец.

— Нравится, — сказала я.

— Хочешь что-нибудь попросить?

— А японским женщинам принято просить подарки?

— Японским женщинам — нет. А хостесс — принято просить.

— Вы недавно мне уже подарили хорошие куртку и брюки. Спасибо, Окавасан.

— Тогда поехали, я отвезу тебя в клуб, — сказал он разочарованно.

В машине он вручил мне двести долларов. Я неловко потянулась чмокнуть его в щёку, но сразу так отпрянула, что лучше было бы вовсе не целовать. Он уловил моё замешательство и тоже смутился.

XX