Профессиональная интуиция

Помещение представляло собой небольшую комнату размером три на четыре метра, обставленную скупо, но так, как если бы она предназначалась для жилья. Или для свидания в неформальной обстановке.

В середине комнаты стоял обеденный стол с двумя стульями. В углу — обычная армейская кровать, застеленная казарменным одеялом. Женщина сидела на кровати. Простенькая одежда, растоптанные сапоги, платок, накинутый на плечи, выдавали ее невысокий социальный статус. У ног женщины стояла объемистая матерчатая сумка.

Женщина причитала и беспрерывно вытирала уголки глаз кончиком платка. В какой-то момент она встрепенулась, наклонилась к сумке и, не переставая что-то горестно бормотать, вынула пакет с домашней выпечкой.

Я оперлась о раму и передвинулась на несколько сантиметров. Печености предназначались худенькому, остриженному наголо парнишке лет двенадцати. Впрочем, с таким же успехом ему можно было дать и все шестнадцать. Худенькая фигурка подростка, тонкая шея и бритая голова со смешно оттопыренными ушами резко контрастировали с равнодушным выражением лица и отрешенно-пустым взглядом больших глаз. Темного цвета, по виду форменная рубашка была парнишке несколько велика и оттого лишь подчеркивала его худобу и беззащитность.

Женщина покопалась в сумке, выбрала пирожок покрупнее и вложила в руку подростка. Тот принялся уплетать его быстро и сосредоточенно, но без особого энтузиазма. Просто ему дали пищу, и эту пищу следовало побыстрее съесть. Женщина жалостливо погладила подростка по бритой макушке — он при этом даже не шелохнулся, — всхлипнула и снова запричитала.

Я осторожно передвинулась к форточке, уравновесила центр тяжести на одной руке, пальцами другой слегка надавила на деревянную раму форточки. Издав довольно громкий характерный звук, створка подалась и ушла вовнутрь. На несколько мгновений женщина замолчала, затем заговорила снова.

Теперь происходящее в комнате скрывала от меня штора. Смотреть там все равно было не на что, зато я могла отчетливо слышать каждое слово.

— Что же ты все молчком да молчком? — всхлипывая, приговаривала женщина. — Сказал бы что… Плохо тебе тут, да? Вон, исхудал-то как… Я бы забрала тебя, да ведь знаешь — нельзя. На поруки ты взятый… Здесь все лучше, чем в колонии этой. Но если совсем худо станет, ты скажи, я заберу. Только убегать не думай, терпи уж. Петюня вон сбежал… Петюню помнишь? Васильевны сынок? Ну вот… Сбег он, значит, да так и сгинул. Сперва сказали, что поймали его, а потом Васильевну на это, на опознание водили, в морг. Так уж она убивалась…

Некоторое время женщина только всхлипывала да шумно сморкалась.

— Ты уж терпи, ладно? Была бы мамка твоя жива… А я-то что, у меня вон еще четверо. Братья тебе привет передают. Все хорошо у них. Коленька, правда, все дерется… А Верка тебе подарок прислала, носочки вот теплые. Сама связала, чистая шерсть.

Парнишка, все это время молчавший, тихо сказал:

— Спасибо. А можно я их прямо сейчас надену?

Женщина снова заплакала.

— Ты, тетя, не волнуйся. — Мальчишеский голос звучал серьезно и без тени эмоций. — О нас тут заботятся. Учителя хорошие. А можно я еще пирожок возьму?

Тетя опять запричитала и зашуршала пакетом.

Оттолкнувшись от окна, я переместилась в исходную точку. Экскурсию пора было заканчивать. Пришло время возвращаться, да и нарастающий шум в ушах недвусмысленно напоминал, что слишком долго висеть вниз головой человеку не пристало.

В этот момент совсем рядом послышались неторопливые шаги двух человек. Под ногами одного мелкие камешки хрустели отчетливо и размеренно. Другой прихрамывал.

Я повернула голову на звук шагов, прижалась щекой к холодным влажным кирпичам.

— Где тебя черти носили?

Недовольный голос звучал отрывисто и властно. Я едва узнала в говорившем Горшенина. Его собеседник отвечал уверенно, но с почтением, как хороший подчиненный общается с начальством.

— ЧП опять назревает, Игорь Викторович. Молодняк вот-вот взбунтоваться может. Построже бы с ними надо. Да от доктора побыстрее бы избавиться, от него все недовольство идет.

— Избавимся. Время придет, избавимся. Пока держи пацанов от него подальше.

— Да я и держу. Доктор же в санчасти заперт, по территории не разгуливает. Но с больными он так и так общается. Сегодня вон Букреева наказали, двадцать плетей получил. Теперь с примочками лежит.

— За что наказан?

— Уснул на занятиях по политподготовке.

— А-а. Ну что ж, за дело.

Меня неприятно поразило содержание этого разговора, но особенно резанул равнодушно-деловитый тон, которым начальник и подчиненный обсуждали «текущие вопросы».