— Не слишком ли рано? — осторожно высказал свои сомнения вынырнувший из соседней стены Глюк. — Хозяин, вы же только один раз попробовали на людях. Может, стоить провести второй эксперимент на ком-то менее важном? Все-таки испортить такое удачное тело было бы обидно.
Я неопределенно пожал плечами.
— Нич больше не может ждать — жизни в нем осталось на несколько часов. Не бойся — то, что получилось однажды, я всегда сумею повторить снова. Ворг тоже поначалу сопротивлялся, а воля у него была покрепче, чем у этого недоучки. Так что серьезных проблем не будет.
— А сам Нич?
Я тяжело вздохнул.
— Пока еще спит. Я не рискнул его отпустить в таком настроении насовсем, но вряд ли смогу поддерживать жизнь в этом теле после полудня. Так что жди ближе к вечеру грандиозный скандал, но не смей обращаться к нему по старому имени. Мастер Твишоп умер. Такого человека никто из нас больше не знает. Теперь в этом доме будет жить ворчливый, упрямый, вечно всем недовольный мастер Лиурой. Которого иногда под хорошее настроение можно будет назвать Ничем. Полагаю, первое время наш новоявленный мастер будет несколько… раздражительным. И может не уследить, скажем, за огненным шаром или рукотворной молнией. Накладывать ограничения на его дар я не буду — и без того наслушаюсь обвинений досыта. Хотя я постарался сделать все, чтобы он как можно скорее вернулся к привычному образу жизни.
— Что же вы тогда ему об этом не сказали? — удивился Глюк. — Зачем только напомнили о прошлом и не объяснили, зачем переселили его дух в старое тело? Не предупредили, что не хотели рисковать новой человеческой оболочкой, поэтому провели пробное переселение в ту, которую не жалко потерять?
— Когда успокоится, сам поймет, — отмахнулся я. — Не маленький. В том числе и то, что раскаяние не имеет смысла без прощения. А прощение еще нужно заслужить. Что же касается моих мотивов… не забывай: я все такой же старый, вредный и гадкий некромант, как раньше. Только теперь — с налетом «светлого» лоска и доставшейся от Гираша манерой измываться над ближними.
— Так вы все-таки решили вернуться к прежнему образу? — обрадованно вскинулся призрак, взмахнув сразу всеми своими лапками.
— Я к нему привык, — сознался я. — Да и неправильно будет, если мое поведение вдруг изменится.
— Урра! А как же тот некромант… другой, о котором рассказывал граф? — спохватилась гусеница и, стимулируя мыслительный процесс, непонимающе поскребла когтями объемистое брюхо.
Я сделал каменное лицо и, решительно направившись в лабораторию, негромко бросил:
— А вот о нем, мой невоспитанный друг, больше никто и никогда не услышит. Потому что его история, хорошо это или плохо, наконец закончилась.
***