Борис поспешно вскарабкался на высокий подоконник. Локтев подал ему связанное из кожаных ремней некое подобие альпинистской «каретки», пристегнул карабином к веревке и помог выбраться из окна. Народ в камере, открыв рты, во все глаза пялился на эту «спецоперацию».
— Братан, меня вытащи, а? — тихо попросил осипший голос из глубины камеры. — Отблагодарю…
Локтев прилепил к проему жестяную коробку, внутри которой что-то помигивало и потрескивало, и веско пояснил:
— Си-4 плюс сенсор, реагирующий на движение. Выключится через десять минут. До того пошевелитесь — разнесет все вдребезги…
В камере, кажется, перестали не то что шевелиться — дышать. Локтев оттолкнулся ногами от стены и, не оглядываясь, полез вверх.
Борис на крыше дергался от нетерпения:
— Теперь-то что? Как птички через забор?
— Как вагонетки, — буркнул Локтев.
Он зарядил гарпун вторым крюком, привязанным ко второй бухте веревки, и выстрелил в толстый тополь метрах в пяти от забора. Дерево возмущенно зашелестело, но крюк намертво вгрызся в ствол в метре от его вершины. Второй конец веревки Локтев привязал повыше к трубе, получилась вполне приличная «тарзанка» где-то градусов под тридцать, аккуратно обходящая проволоку над забором и край крыши. Он пристегнул к веревке карабин Бориса:
— Держись руками и ногами. Когда над проволокой пойдешь, задницу подними, а то штаны испортишь.
Борис опасливо покосился вниз:
— А эта хреновина на окне? Не рванет?
— Там две батарейки, лампочка и ночная бабочка. — Локтев подтолкнул его в спину, и Борис быстро заскользил вниз, к свободе. Локтев напялил рюкзак и, убедившись, что Борис уже добрался и даже спустился с дерева, последовал за ним.
Сирена во дворе СИЗО взревела, когда они были уже в кабине мусоровоза. Десять минут истекло, и кто-то, видимо, решился все-таки настучать охране.
Или попробовал тоже смотаться, да не повезло. Нет, маловероятно…
Борис начал сумбурно и невразумительно благодарить, но Локтев только отмахнулся. Теперь бы побыстрее к Окунько, пока милиция не оцепила район. Они медленно, чтобы не привлекать внимания, покатили по пустынным ночным улицам.
Но во дворе вулканолога, прямо у его подъезда, торчала патрульная машина.
— Черт! Попались! — Борис вжался в сиденье.
Разворачиваться и удирать было глупо — догонят и перегонят.
— Выходи и шагай к контейнерам, — скомандовал Локтев.
— Что?!
— К контейнерам шагай! — Локтев бросил ему огромные брезентовые рукавицы. — Ты мусорщик, понял?
Борис, спотыкаясь, попрыгал к мусорным бакам, которые были забиты доверху и еще по пояс завалены мусором вокруг. Локтев, не выключая фар, которые слепили пассажиров милицейского «жигуленка», стал сдавать задом — если загородить выезд из двора, возможно, получится удрать пешком.
Но милиционер уже вылез из машины и шел к Борису.
— Что, кончили наконец бастовать? — позевывая, поинтересовался он.
— Угу, — Борис усиленно отворачивал лицо, делая вид, что соображает, как разгрести кучу мусора.
— Давно пора, — одобрительно крякнул мент. — Весь город дерьмом завален. Только тут вы без бульдозера не разберетесь. Это я вам говорю.
— За бульдозером! — возбужденно заорал Борис и замахал Локтеву руками. — Разворачивайся! Вызываем бульдозер!
Повторять Локтеву не требовалось. Он вырулил со двора, а Борис уже на ходу запрыгнул на подножку.
Оставался запасной вариант укрытия, которым Локтев без крайней нужды пользоваться не хотел — слишком уж нагло. Но сейчас ничего другого не оставалось. Дворами и переулками они вернулись практически к месту старта, то есть к забору СИЗО. Прямо за забором располагалась котельная, обслуживавшая СИЗО и пару соседних кварталов. На лето ее закрыли на капремонт, но денег, как всегда, хватило только на то, чтобы замазать окна мелом и пальцем написать по мелу об этом самом ремонте. Дальше все застопорилось, и котельная стояла пустая и заброшенная, даже сторож не появлялся — зарплату ему платили только во время отопительного сезона.
Локтев еще накануне нашел окно, которое легко открыл снаружи отверткой, и теперь, бросив мусоровоз в квартале от СИЗО, они чуть ли не ползком добрались до этого окна и ввалились внутрь.
Борис просто падал от усталости и нервного истощения. Локтев уложил его спать в подсобке, а сам, пока не рассвело, отправился обратно, разведать обстановку. И еще, конечно, хотелось обобщить Анастасии, что ее ненаглядный уже на свободе. Или лучше не торопиться пока?
4
— Я пошла гулять с собакой! — крикнула Татьяна из коридора. На кухне Анастасия жарила себе картошку.
Она появилась в поварском фартуке, зажав в руке деревянную ложку.
— Я с ним ночью выходила, — Анастасия кивнула на Мики, престарелого пуделя, который когда-то, возможно, был красивым жизнерадостным игруном, но сейчас, в свои одиннадцать лет, заметно облез, поскучнел и растолстел. Пудель вообще-то был псом родителей Татьяны, которые накануне отправились в соседнюю область, погостить к родственникам. Но в Сибири отправиться в соседнюю область — это, понятное дело, за тридевять земель.
— У него опять понос, — объяснила Татьяна, надевая на пса ошейник.