Профессор для Белоснежки

— Это небольшая цена за жизнь, — облизнув пересохшие губы, я с трудом сдержала слезы. Женщина смотрела на меня так, будто… Будто… Даже про себя мне не удалось это проговорить.

— Не удивлена, что ты такого мнения, доченька, — выделила она последнее слово. — Еще когда я сказала тебе про своего будущего мужа, ты начала вести себя странно. Квартирку не хотела делить, да?

— Что не несешь?! — вскочив с места, я пошатнулась, но устояла, удержавшись рукой за край тумбы.

— Я, конечно, знала, что ты меня ненавидишь, но что бы такое… Как ты могла? Где твоя совесть и сострадание?! — на глазах мамы появились слезы, но все равно они пылали ненавистью, когда она прорычала: — Хоть ты и моя дочь, я не могу молчать. И идиоту понятно, что это ты отравила нас с любимым.

В этот момент меня будто обухом по голове ударили, а пространство вокруг стало двухмерным. Сердце безумно застучало в груди, в глазах потемнело, внутренности по ощущениям прожгло расплавленной лавой.

— Ты правда такого мнения обо мне? После стольких лет? — прохрипели онемевшие губы, хотя внутри я уже не сомневалась в ответе.

— Ты всегда завидовала мне, но это уже переходит все границы… Мне жаль, но я уже написала заявление на тебя, дорогая. И, увы, как бы вы с дружком не хотели угробить меня в этой больничке, я выжила, а квартира тебе не достанется. Можешь прямо сейчас съезжать, — она сделала короткую паузу, тяжело задышав. Приведя дыхание в норму, женщина внимательно прошлась по мне взглядом, словно бульдозером, саркастично протянув: — Ой, не строй из себя невинную овечку. Только у тебя был доступ к моей сумочке. Только ты на такое способна.

Мне не хотелось больше оставаться в этой комнатке, я сходила в ней с ума. Еще секунда — и из ушей бы просто пошла кровь, а из-за спазма легких задохнулась бы. Не помню, как вышла прочь. Не помню, как добралась до туалетной комнаты, открыла ледяную воду, снова и снова умывалась. В конце концов, добилась лишь того, что смыла остатки косметики, но легче не стало.

Прошло примерно полчаса, когда я решила, что могу вернуться к Алану. Они сидели в соседнем коридоре, Лия спала на руках Вяземского.

— Как ты? — осторожно протянул Берг, осматривая меня с ног до головы. Он пытался увидеть последствия нашего разговора, ведь наверняка знал о заявлении и мыслях мамы насчет меня. Возможно, именно поэтому подготовил для меня комнату в своем доме.

Но я потрудилась над тем, чтобы выглядеть идеально. Моя кожа сияла, на губах была легкая улыбка. Никто и никогда не узнает, что внутри меня теперь была леденящая и звенящая пустота.

— Ничего, — пожала плечами, переводя взгляд на ректора. — Как Маша? Есть новости?

— Она до сих пор не проснулась, — устало выдохнул он, потерев покрасневшие от бессонницы глаза. — Говорят, вот-вот…

— Я посижу с ней, — предложила я, остановив Берга, когда он поднялся с места вслед за мной. — Одна.

Меньше всего на свете мне хотелось видеть кого-то, разговаривать и делать вид, что все хорошо. Никогда не думала, что так сложно притворяться. Быть тем, кем не являешься.

Глава 10

Маша пришла в себя после обеда. К этому моменту Вяземский почти сошел с ума от ожидания, параллельно рассказав мне все, что пришлось пережить бедной девушке. Он выглядел настолько озабоченным ее судьбой, будто это важнее всего в мире.

— Знаешь, — тихо прошептала я Бергу, когда мы остались одни в коридоре. Лия вернулась к маме, а ректор ни на секунду их не оставлял. — Сперва мне казалось, что серьезные отношения так быстро — это абсурд. Но сейчас, глядя в глаза Маши… В общем, не знаю… Это словно узнать, что феи и Дед Мороз реально существует.

Мужчина резко повернулся ко мне, прищурив глаза. Он всегда выглядел напряженным, но сейчас еще безумно заинтересованным.

— Ты не веришь в любовь? — после минутного молчания спросил он. Я трижды прокрутила сказанное им у себя в голове, чтобы убедиться — этот вопрос мне не послышался. Алан Берг действительно его произнес.

— Не верю, — честно ответила я, сложив руки на груди. Подобные темы мне совсем не нравились. А слышать подобное из уст Алана, словно получить разряд тока.

— И почему вдруг? — кажется, профессор не на шутку удивился. Его брови взметнулись ко лбу, а руки слишком сильно сжали подлокотники стула. Он будто не замечал того, как некомфортно мне стало.

— Я выросла из этого возраста, — отведя взгляд в сторону, я сфокусировалась на картине впереди. На ней был нарисован ребенок, державший только что вылупившегося цыплёнка. Это снова отнесло меня мыслями к маме, а вместо отчаянья пришло легкое раздражение. — Алан, я не жду зубную фею по ночам, не прошу ничего на Новый год у Деда Мороза и уж точно не отсчитываю дни до Святого Николая, чтобы он принес мне подарок. Мне достаточно лет, чтобы усвоить, что все это выдумка, которая облегчает жизнь. То же самое и любовь. Ее нет…

— Странно слышать это от тебя, — хмыкнул он, замолчав на какое-то время. Я слышала, как пальцы мужчины барабанят по журнальному столику, словно он обдумывает что-то про себя, прежде чем протянуть: — Тогда я не понимаю, зачем ты вернула кольцо.