Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей

А Виник оставался всё таким же неуловимым, хотя рыцарь с псом искали его дни и ночи напролёт. Бывший монах наведывался в деревню и обличал нормандское племя в целом и сэра Пэгана в частности, но при появлении д’Эрбервилля скрывался в Заповеднике. Так продолжалось до тех пор, пока Пэган не решил попросту спалить весь лес дотла. В Индии подобную процедуру называют хунква. Не очень безопасное предприятие: с равным успехом можно выкурить тигра, а можно уничтожить всю деревню.

На поляну привезли уйму сена и подожгли. Но огонь не хотел разгораться, его словно гасило адским дыханием. Сэр Пэган на закате почуял близость врага и спустил пса. Красный Шак рванулся прочь, намереваясь порвать Виника на куски. Послышались жуткие вопли — звериные и человеческие. Последние слуги Пэгана сбежали, остался лишь один паж (необходимый свидетель, который впоследствии и поведал историю). Д’Эрбервилль с гневными речами обращался к деревьям, затухающему пламени и небесам. И вдруг из чащи вышел не кто иной, как Виник из Мельчестера, облачённый в окровавленную шкуру Красного Шака.

В большинстве изложений этой легенды тут появляются «негодяй», «нормандский пёс», «саксонский боров», «милостивый государь» и прочие выражения, характерные для «Айвенго». Думаю, всамделишный разговор между двумя заклятыми врагами содержал такие французские и английские словечки, которые вряд ли бы употребил сэр Вальтер Скотт.

Пэган потянулся за мечом. Виник ещё плотнее закутался в собачью шкуру, пока та не сделалась его второй кожей. Его глаза увеличились, зубы удлинились. Монах превратился в Красного Шака, расхаживающего на двух ногах, подобно человеку. Бэринг-Гулд придерживается той точки зрения, что монах и пёс с самого начала были одним существом, а если верить Ордерику Виталию, Виник пожрал плоть и дух Шака и соединился с ним, когда тот вобрал в себя силу всей своры. Как бы то ни было, тварь — Красный Шак и Виник в одном лице — набросилась на злодея Пэгана и разорвала ему глотку. А на десерт полакомилась ещё трепещущим сердцем.

Легенды утверждают, что с того самого дня Красный Шак поселился в Заповеднике — закусывал заблудившимися детишками и каждый раз, как в роду д’Эрбервиллей рождался злодей или тиран, непременно им угощался. А тираны и злодеи, как вы понимаете, рождались у них частенько.

За долгие столетия д’Эрбервилли не раз погибали при загадочных обстоятельствах, так что их смерть вполне можно было свалить на легенду о дьявольской собаке. Предание поэтому, так сказать, несколько раз переживало новое рождение. Немногие члены клана умирали в собственной постели — разве что их приканчивали любовницы (как в случае с Алеком д’Эрбервиллем) или травили ядом нетерпеливые наследники (как в случае с пуританином Годуотом д’Эрбервиллем). Неудивительно, что их род полностью вымер к тому времени, как ростовщик Сай решил обзавестись новым имечком. Странно, что они вообще протянули так долго, учитывая врождённую склонность к подозрительным несчастным случаям, убийствам, странным самоубийствам (сэр Танкред д’Эрбервилль, например, организовал свою смерть так, что его тело склевали грачи), непонятным увечьям и таинственным исчезновениям.

В шестнадцатом веке к списку фамильных привидений прибавилась призрачная карета. Её якобы вызвала Лиззи д’Эрбервилль, чтобы отправить своих непослушных детишек в ад. Когда вы слышите выражение «непослушные детишки», вам, верно, представляется битая посуда и девочки, которых дёргают за косички… Мой лицемерный батюшка говорил «непослушные детишки» и имел в виду карточные долги и брюхатых горничных. А вот для д’Эрбервиллей из шестнадцатого века «непослушные детишки» означали осквернённые погосты, школьных товарищей, утопленных в пруду, и сожжённый дотла замок.

И до и после призрачной кареты главным привидением д’Эрбервиллей оставался Красный Шак. В течение трёх месяцев со дня кончины того или иного д’Эрбервилля кто-нибудь обязательно встречал пресловутую собаку. Однако при более тщательном изучении свидетельских показаний выясняется, что зачастую дело происходило в темноте; наверняка утверждать, была ли псина красной, нельзя; быть может, за неё вообще приняли козу или накинутое на забор одеяло.

Время от времени неподалёку от Заповедника или в нём самом кто-то свирепый нападал на людей и животных. Тому существуют письменные подтверждения. В двадцатых годах девятнадцатого века натуралист Дунстан д’Эрбервилль предположил, что легенда о Красном Шаке обязана своим появлением ещё не открытому зверю, который водится только в Уэссексе, в древней непроходимой чаще.