Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей

— Ха! — откликнулся Сток. — Ну, Мориарти, вы и фрукт. Приятно было иметь с вами дело. Без обид. Вы неплохо и с пользой провели время в Трэнтридже.

Раны мои придерживались иного мнения, но я не стал спорить.

Мы с Мориарти направились к дверям. Джаспер потянулся за разделочным ножом.

— А где Саул? — спросил вдруг Дэн’л.

— А? Что? — не понял Сток.

Мы вышли из столовой.

В холле на лестнице, вцепившись в перила, стоял окровавленный, израненный Саул. Его покалеченный рот кривился.

Волков ведь было шесть. И только четверо из них мертвы.

При виде нас с профессором единственный уцелевший глаз Сорроу вспыхнул от ярости. Саул что-то гневно пробулькал.

Мориарти вежливо кивнул наследнику сэра Пэгана и Красного Шака. У нас с ним больше не было никаких общих дел.

Позади распахнулись двери столовой.

— А, вот ты где, ……! — завопил Сток, размахивая Герти. — Готовься! Сейчас последний раз тресну тебя по …… черепушке!

Наследник д’Эрбервиллей каким-то образом сумел пронзительно свистнуть. Вниз по лестнице тут же сбежали два красных волка, гораздо более крупные, чем их почившие сородичи. Чёрные звериные глаза ярко горели.

В дверях Дэн’л заботливо держал Мод Дарбейфилд. Судя по всему, он обойдётся с девушкой гораздо мягче, чем его хозяин.

Истекающий кровью Саул опустился на колени. Свист превратился в хрипящий вздох. Он никак не мог поднять рук. Сток ударил одну щёлкающую зубами тварь палкой, но второй волк тут же повалил хозяина Трэнтриджа и вцепился ему в лицо. Кровь брызнула на обои.

Мориарти закрыл за мной дверь поместья.

Вдалеке из-под сени деревьев выступила женщина, закутанная в длинную чёрную вуаль, её голова свисала набок. Я помахал перевязанной рукой, и Элиза Луиза тут же бросилась обратно в Заповедник.

Из дома послышался вой.

Мы зашагали прочь от Трэнтридж-Холла. Пускай наследники разбираются сами.

Глава пятая ШЕСТЬ ПРОКЛЯТИЙ

I

Мориарти не любил признавать свои ошибки. Совершать-то он их совершал, будьте покойны. Иногда прямо-таки вопиющие. В его присутствии, например, настоятельно не рекомендовалось упоминать фиаско со страхованием моста Тей-Бридж. Или ограбление «Манчестерского и провинциального банка» (шесть месяцев тщательного планирования, тысяча фунтов вложений, а прибыли в итоге — шесть шиллингов и шесть пенсов). Профессор очень близко принимал к сердцу собственные неудачи и не желал, чтобы я о них распространялся.

Ну, уж один-то досадный промах ему придётся признать.

Мориарти как раз вспоминал о нём в то утро, когда началась эта поразительная история. Я решил окрестить её «Шесть проклятий». Чертовски удачное название, не находите? Сразу хочется пролистать скучное начало и перейти к ужасам. Не стоит… пропустите вступление — не узнаете, как именно мы по самые уши увязли в леденящем нутро кошмаре, и, соответственно, получите гораздо меньше удовольствия.

Мы сидели на Кондуит-стрит и занимались бухгалтерией (пожалуй, самая скучная обязанность властелинов криминальной империи). Мориарти раньше преподавал математику, так что ему копание в отчётах и ордерах доставляло даже, пожалуй, большую радость, чем разорение сиротских приютов или филантропических обществ. Если этому старому зануде вообще хоть что-нибудь доставляло радость. Профессор открыл оправленный в кожу гроссбух и по-змеиному качнул головой из стороны в сторону. Я уже описывал этот его жест. Его замечали все, кто когда-либо встречался с Мориарти.

— Не следовало соглашаться на предложение мистера Болдуина, — объявил он, постукивая пальцем по столбику выписанных красными чернилами цифр. — Его дело почти не представляло для меня интереса и послужило источником крупных неприятностей.

Неинтересный и неприятный Тед Болдуин был «организатором шахтёрского рабочего союза» в Пенсильвании. С американцами всегда так: невозможно угадать, кто окажется худшим пройдохой — жадные до денег владельцы шахт или же склонные к вымогательству члены рабочего братства. В нашей родной империи копаются в земле, выращивают чай и таскают пожитки за белым господином туземцы. Однако в Америке краснокожие индейцы не пожелали впрягаться в ярмо, а сами янки ввязались в глупейшую войну, выясняя, следует ли в качестве этих самых туземцев использовать импортных африканцев.

Теперь там выполняют грязную работу (то есть трудятся вместо рабов) ирландцы. Рядовой туземец терпит до определённого момента, а потом перерезает хозяину глотку и бежит в джунгли. Ирландские же любители болот будут семьсот лет ворчать, устраивать шумные собрания, а потом вместо того, чтобы сделать наконец решительный шаг, примут эпохальное решение напиться до потери сознания.

Предпочитаю туземцев. Могут насадить вас на вертел и поджарить, зато хоть душу не вытянут, объясняя, что во всём виноват Кромвель или Вильгельм III. Да, Моран — ирландское имя, знаю. И Мориарти тоже. Об этом чуть позже.