Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей

Граф Руперт хотел пустить по кругу флягу, но его сардоническая ухмылка ни у кого не вызывала доверия. Он небрежно пожал плечами (мол, сами дураки) и сделал глоток. Потом открыл рот, чтобы мы все видели, как он заглатывает бренди, и нарочито театрально ухмыльнулся. Представление отбило охоту даже у тех, кто, подобно вашему покорному слуге, не прочь был выпить. Вполне вероятно, Хенцау каждый день принимал крошечную порцию, скажем, мышьяка и сделался нечувствительным к отраве. Старый фокус. Только мадам Сара взяла у него баклагу. Она-то наверняка в своём «дамском салоне» выработала иммунитет ко всем известным науке ядам.

Дочь Дракона никому не предлагала орешки, только мартышке. Доктор Кварц не спешил делиться сигарами, хотя у него лежало несколько во внутреннем кармане. Лишь Раффлс, конечно же, не преминул щегольнуть знаменитыми хорошими манерами и принялся раздавать сигареты «Салливан». На его портсигаре красовался герб герцога Ширского. Эта Гадина и молодчик из Хенцау взяли по одной. Все трое закурили, и вскоре наш склеп уже на поминал крематорий. Сноб Раффлс подождал, пока ему не вернут портсигар (грабители всегда опасаются, что их обворуют, я сам такой). Люпен сигарету не взял, но забавы ради сделал вид, что по рассеянности собирается сунуть папиросницу в карман. Раффлс, судя по выражению лица, шутку не оценил.

На этом с любезностями было покончено.

— Мы величайшие преступные умы девятнадцатого века, — начал Мориарти.

Я уже понял, что нам предстоит лекция, и поудобнее устроился на Типикусовых гробах.

— Но девятнадцатый век подходит к концу, и наши дни тоже сочтены…

Никто ничего не сказал. Эти господа обычно держат язык за зубами. Сплошь умники — такие не станут кричать, сначала дослушают до конца. Хотя я всё же ждал возмущённых возгласов вроде: «Я не для того ехал (или ехала) из самого Кенсингтона (или Паго-Паго, или Берлина), чтобы выслушивать подобные оскорбления».

— Ведь золотой век преступности и в самом деле клонится к закату. Кто раньше противостоял нам? Разве что мы сами. До сегодняшнего дня полиция доставляла нашим предприятиям лишь незначительные неудобства. Ищеек легко сбить со следа и ещё легче подкупить. Со времён Джонатана Уайлда ни одного преступника нашего калибра не притаскивали в суд и уж тем более не вешали. Благословенные времена, но наслаждаться ими осталось недолго. Нам спешат объявить войну дилетанты. Против нас ополчаются мужчины или даже женщины, наделённые острым умом, богатством и сильным характером. Не по чьему-либо приказу, нет — они видят в этом свой долг. Мы все знаем преступников, которые крадут или убивают лишь оттого, что не могут удержаться…

Он едва заметно оглянулся на Хокстонского Монстра.

— Похожие инстинкты движут и нашими будущими врагами. Противоестественная потребность нас побороть, если угодно, сродни похоти. Иными словами, наши дела им не по нраву. Пока ещё нетрудно избавиться от редкого честного прокурора или инспектора. Среди представителей власти более чем достаточно людей нашего склада, которые готовы помешать этим ненормальным. Но будьте настороже — близится начало новой эпохи. Меняются методы борцов с преступностью. Представьте, что цивилизованные страны начнут финансировать полицию так же рьяно, как раньше финансировали армию. Чем это грозит? Хладнокровные храбрецы, которые сейчас добывают славу на чужеземных полях сражений или разыскивают истоки Нила, превратятся из солдат и исследователей в детективов. Против нас обратят науку. Сыщики будущего, холодные машины, мыслители, такие же эффективные, как и мы сами. Их способности не уступят нашим, а возможно, даже превзойдут. Позвольте привести пример…

Профессор поднял руку с растопыренными пальцами:

— Линии и завитки на кончиках ваших пальцев уникальны. Достаточно прикоснуться голой рукой к любой поверхности, и на ней останется хорошо узнаваемая подпись. Мы все разбрасываем повсюду такие вот визитные карточки. Пока о них знают немногие. Но через двадцать лет вашей профессии, Раффлс, придёт конец. Чтобы было понятнее… Сможете вы открыть сейф в перчатках? Или вытереть начисто всё, до чего дотрагивались во время ограбления? Даже если сможете вы, как насчёт мистера Мендерса? Отпечатки пальцев на окнах, сейфах, оружии… Даже на человеческой коже. Из-за них отправятся в тюрьму или на виселицу три четверти ныне действующих профессионалов и все любители поголовно.

Знаменитый крикетист вытаращил глаза, словно его только что обыграл школьник. Поделом ему.

— Я слышаль об этих отпечатках, — пропищал «великий вампир» (он умудрялся ещё и шипеть сквозь заточенные зубы). — Полисссья много болталь, что с их помощщщью можно узнать преступников. А ещё шшшишки на голове. И дашше ушшши.

— Я не имею привычки во время ограбления дотрагиваться до чего-либо ушами, — возразил Раффлс.

— А как же сейфы, старина? — вмешался его дружок. — Ты иногда прикладываешь ухо к дверце. Остаётся превосходный отпечаток. Разве нет? Если Макензи, наш друг из Скотланд-Ярда, раздобудет слепок твоего уха — мигом упечёт тебя за решётку.