Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей

Подъехав к гостинице, я понял, почему Мориарти сошёл первым: мне придётся по его милости одному расплачиваться с кучером. Наши средства таяли. Лондон мы покинули со свёртками, полными соверенов. Но расходы всё множились. Мы уехали из «Бу риваж», не расплатившись по счёту (назвались Гилбертом Смитом и Салливаном Джонсом). Лондонские счета и тайники были пока недостижимы. А после загадочной смерти Ули Мюнстера недостижимыми оказались и услуги континентальных коллег «Бокс бразерс». Деньги подходили к концу. Если отпуск в Европе затянется, мне придётся лазить по чужим карманам, играть в карты с постояльцами отелей или же вытаскивать бумажники из карманов покойников, устилавших наш путь.

Я провёл разведку, хотя чувствовал себя даже более усталым, чем обычно. Но позади «Англии» в сугробах не прятались наёмные убийцы.

Зашёл в фойе, к которому примыкала столовая, и принял торжественный и унылый вид. Мориарти велел осмотреть тело и заявить, что это не София. Пусть за похороны расплачивается кто-нибудь другой. Деньги, снова деньги. Но мёртвым всё равно, где лежать, под мраморным надгробием или в мешке…

А вот живым не помешает завтрак.

Я было собирался позвонить в звонок на стойке, но тут случайно бросил взгляд в столовую. Там собрались туристы, некоторые любители лыж щеголяли перебинтованными ногами, а ещё там сидела София Кратидес и уплетала селёдку. У мёртвых обыкновенно нет аппетита. Гречанка заметила меня и удивлённо вытаращила глаза, а потом аккуратно выплюнула косточку в салфетку.

Я не понимал, что происходит.

А потом вдруг меня осенило: Мейринген — смертельная ловушка. Яма для тигра.

Её вырыли для нас.

Я всмотрелся в лица — английские туристы, местные проводники, деловые официанты. Из-за стойки, словно чёртик из табакерки, появился улыбающийся швейцарец. Мабузе мог притвориться любым из них.

Кто угодно мог притвориться кем угодно.

Я нащупал в кармане гиббс.

— Питер Штайлер, — представился швейцарец, который определённо не посылал нам никаких телеграмм. — Чем могу служить?

— Я позавтракаю вон с той леди, — спокойно отозвался я. — Принесите мне что-нибудь неанглийское. И кофе.

— Конечно, сэр.

Широко улыбаясь, я присел за столик к Софии и громко сказал:

— Добрый день, голубушка. — Лучше не называть имён, я же не знаю, кем она представилась хозяину гостиницы. — Простите, опоздал. Вышло недоразумение с поездами. Слишком привык к итальянским и французским железным дорогам. А в Швейцарии, представьте себе, действительно всё точно по расписанию. Ох уж эти иностранцы. Как там крикет — не слышали?

— Кри-кет? — отозвалась она так же громко. — Да, голубчик. Раффлс и австралийцы, очень занимательно!

Принесли кофе.

— Что вы тут делаете? — шёпотом поинтересовалась София.

— Видимо, лезу на рожон. Вы уже наверняка заметили, кого со мной нет, и сами всё поняли.

София сжала в руке столовый нож.

Вокруг нас весело болтали и смеялись постояльцы, кто-то безуспешно разучивал тирольскую песенку. Чересчур обыденно. А потом я вгляделся в лица.

Одна из молодых туристок была китаянкой. Дочь Дракона. Служанка в деревянных башмаках и платье с широкой юбкой, которая принесла нам кофе, оказалась Альрауне, странная спутница Мабузе. Из-за перевёрнутой вверх ногами «Таймс» выглянула Ирма Вап. Перед ней стояла тарелка круассанов, а рядом сидела принцесса Занони. В углу, опираясь на метлу, стоял не кто иной, как Хокстонский Монстр, наряженный в ледерхозен и клеёнчатую шляпу. Он безуспешно старался казаться незаметным. Официант подкатил тележку к нашему столу, поднял крышку с блюда и схватил с тарелки револьвер. Руперт Хенцау.

— Руперт, вас понизили в должности? — спросил я. — Слышал, всё обернулось печально для михаэлистов. Разумный заговорщик не убивает своего ставленника в приступе ярости, лучше подождать, пока его не коронуют. Но я не знал, что дела ваши настолько плохи и вам пришлось пойти в официанты.

Граф захохотал, скаля зубы. София вонзила ему в руку столовый нож. Руперт выронил оружие, но хохотать, однако, не перестал, хотя на глазах выступили слёзы. Я направил на него свой гиббс.

В комнате воцарилась тишина.

— Себастьян, — сказал знакомый женский голос с американским акцентом, — уберите револьвер. Когда-нибудь вы прострелите себе ногу.

— Доброе утро, Ирэн, — поприветствовал я, не опуская оружия.

Ирэн Адлер надела даже не костюм для прогулок по горам, а костюм для оперы, действие которой происходит в горах. Нарядная куртка, узкие бриджи, сверкающие сапоги, шляпка с пером. Американка уселась напротив меня и Софии. Гречанка схватила кофейник — хотела плеснуть в лицо соловушке из Нью-Джерси кипятком, но посудина оказалась пустой.

— Я это предвидела, мисс Кратидес, — улыбнулась Эта Гадина. — А вот Руперт прозевал ваш удар.

Мерзавец выдернул из руки нож. Надеюсь, в рану попало варенье и у него начнётся заражение крови. Граф повернулся к Софии, намереваясь отрезать ей нос её же собственным клинком.

— Спокойно! — скомандовала Ирэн. — К ноге!

Он нехотя остановился.

— Одни лишь наёмники, — хмыкнул я. — Ни Джека Кварца, ни Никола, ни Мабузе. Вечеринка для прислуги.