«Профессор накрылся!» и прочие фантастические неприятности

Пусть мои слова покажутся богохульством, но я все же признаюсь, что не скоро прощу Господа Бога за то, что в 1958 году забрал у нас Генри Каттнера… Это абсолютно неправильный поступок, потому что этот писатель обладал очень необычным, особенным талантом. Наше общество привыкло считать, что в нем полно непризнанных гениев. Судя по моему опыту, это глубочайшее заблуждение. Генетически обусловленный интуитивный талант – редкая штука. Настоящих творцов крайне мало, и они разбросаны по всему миру… Большинство писателей похожи друг на друга как две капли воды, их можно с легкостью заменить одного на другого, и наша культура не изменилась бы ни на йоту. Нас окружают полчища посредственностей, людей, неспособных к созиданию, поэтому Генри Каттнер – исключительно своеобразный писатель, маниакально одержимый творчеством, – всегда был для меня предметом восхищения.

Рэй Брэдбери

Военные игры

Я раньше как думал: армейская жизнь – это маршируй себе с винтовкой в руках да форму носи. В общем, сначала-то я обрадовался, что выберусь с холмов нашего Кентукки, потому как решил, что смогу поглядеть на мир, а то, может, и чего поинтереснее со мной приключится.

С тех пор как пристукнули последнего из Флетчеров, у нас в Пайни наступила скука жуткая, да и дядюшка Элмер все ныл, что вот зачем, мол, он прикончил Джареда Флетчера, ведь тот был последним из клана и не с кем ему теперь будет драться. После этого дядюшка по-серьезному пристрастился к кукурузной браге, и нам приходилось гнать самогонку сверхурочно, чтобы выпивка у него не кончалась.

Однакось учитель из Пайни всегда мне твердил: любую трепотню следует зачинать с самого начала. Так я, пожалуй, и поступлю. Только не знаю я, где это самое начало. Наверное, оно пришлось на тот день, когда я получил письмо с надписью «Хьюи Хогбен». Это папуля так прочел, а он страсть как в грамоте разбирается.

– Ага, – говорит, – вот буква «Х», все правильно. Это, наверное, тебе, Сонк.

Меня так кличут – Сонк, потому как я типа коренастый, да ростом не вышел. Мамуля говорит, что я просто еще не вырос, хотя мне уже почти двадцать два стукнуло, а росту во мне едва больше шести футов. Я раньше так из-за этого переживал, что тайком бегал колоть дрова – все силенок себе прибавлял. Так вот, папуля отнес мое письмо учителю, чтобы тот его прочитал, а потом примчался назад, что-то выкрикивая на ходу, как помешанный.

– Война! – орал он. – Война началась! Давай, Элмер, тащи свою железяку!

Дядюшка Элмер сидел в углу, потягивая кукурузную брагу и заодно пробуя приучить к ней малыша.

– Какая война? Кончилась она уже давно, – пробормотал он, слегка кося глазом, будто чокнутый. – Эти чертовы янки оказались нам не по зубам. Я слышал, и генерал Ли погиб…

– Как это нет войны, есть война! – упрямо возразил папуля. – Учитель говорит, Сонку в армию идти надобно.

– Хочешь сказать, мы от них снова отколоться вздумали? – изумился дядюшка Элмер, разглядывая кувшин с брагой. – А что я говорил?! Этим проклятым янки нас в свой Союз не затащить.

– Ну, про это я ничего не знаю, – пожал плечами папуля. – Ни черта не разобрал, что там болтал учитель. Но одно знаю точно: надо идти на войну.

– Собирайся, Элмер, – сказала мамуля, доставая из шкафа свою старую пушку. – Мы все туда пойдем. Не знаю, правда, какой будет прок от такого коротышки, как ты, – повернулась она ко мне, – хотя пальнуть из ружья ты кое-как сможешь.

– Ну ты даешь, ма, – сказал я, краем глаза замечая, что к нашему дому подъезжает на своем муле учитель. – Да я ж отлично стреляю.

– Ага, как же, – прокаркал дядюшка Элмер. – Парни Бойер тебя чуть не завалили, а их и было-то всего шестеро.

– Они на меня сзади набросились, – возразил я. – Но когда я отдышался, им на орехи-то досталось…

– Хватит языки чесать, балаболки, – решительно сказала ма. – Пойдем уже.