Профессор, поправьте очки!

Сева схватил одной рукой профессора, другой – всхлипнувший ящик с инструментами и, роняя какие-то железки, бросился прочь.

К счастью, головокружение от успехов у Потапова быстро прошло, и скоро он уже сам бойко бежал вслед за Севой, удаляясь от страшных криков позади.

22.

Когда утром следующего дня часов около восьми капризное московское солнце презрительно глянуло из-за облаков на жителей великого города, то в известном нам доме оно могло наблюдать следующую картину:

В кресле под псевдокитайским торшером, бессильно уронив голову на грудь, полулежал профессор Потапов. Сева Чикильдеев нижней половиной тела опирался на стул, а верхней частью лежал на круглом профессорском столе.

Ветер, залетающий время от времени в приоткрытое окно, понемногу сбрасывал бумажные клочки на пол. Их назойливое шуршание в конце концов привело к тому, что севины веки дрогнули и приоткрылись. Увидев то, что находилось у него перед глазами, Чикильдеев сморщился как от сильной боли и с тоской произнес:

– -Подумать только, из-за этого мусора мы рисковали жизнью!

Для тех, кто менее догадлив, скороговоркой поясню, что, вернувшись с прогулки под землю, Сева с профессором всю ночь с лихорадочным энтузиазмом исследовали добычу, захваченную в тазу у прораба Фуфаева, пытаясь из уцелевших закорючек и буковок вытянуть ниточку, ведущую к либерее. Они задремали под утро, сломленные горькой догадкой, что последняя надежда потеряна.

Сева поднял нетвердо держащуюся на шее голову, взял со стола ближайший листок с загнувшимся краем и с ненавистью прочитал:

– -"Фрагмент номер 16". Уцелевший текст: "арти… зов… кв.м. … нх… 7 авг…". И что это могло бы означать, маэстро?

Севин вопрос был обращен либо к самому себе, либо к Потапову, поскольку других маэстро в комнате не было.

Профессор пошевелился и, продолжая ночной марафон, тусклым голосом послушно проговорил из забытья:

– -"Нх" – редкое сочетание в русском языке. В данном случае возможно является частью слова "фенхель" – разновидность укропа – или “оксиринх” – нильский окунь.

– -Прекрасно!-восхитился Чикильдеев.-Какая находка! А главное: сколько света сразу в наш темный подвал!

Он засмеялся оперным смехом.

– -Всё! Слава Богу, конец наваждению! Фараоны! Аристотели! Каллимахи-Мономахи!

От всего этого шума профессор окончательно проснулся, открыл глаза и в бессильном изумлении смотрел, как Чикильдеев подбрасывает в воздух обгорелые бумажки, совсем недавно бывшие такими ценными, что их хранили в специальной коробке из под печенья Danish Windmill.

– -Не понимаю, чему вы радуетесь,-горько произнес он наконец.

– -Чему я радуюсь! Чему я радуюсь! Тому, что эти вот бумажки больше не командуют моей жизнью!-запел Сева на несуществующий мотив.

При этом, схватив полную горсть клочков, он размахивал ими перед лицом Потапова. Потом, подбросив их в воздух, напустился на другие.

– -И эти вот!.. И эти!..

Обессилевший после ночи интеллектуального мазохизма Потапов только морщился и щурился.

Внезапно выкрики прекратились. Сева задумчивым взглядом петуха, интересующегося навозной кучей, разглядывал что-то на столе, а потом уже совсем другой Чикильдеев сказал треснувшим голосом:

– -Интересное кино!..

Профессор с большим трудом оторвался от кресла, чтобы взглянуть на кино.

– -Как же мы раньше не заметили!-строго сказал ему Сева.-Смотрите: два клочка обгорели совершенно одинаково! Что это значит? А?

– -Лежали рядом,-предположил Потапов.

– -Нет, профессор! Это был один лист, сложенный вдвое! Бумажка-то – везде одного качества, так глаз и колет!

– -Я думал, вы что-то новое обнаружили,-разочарованно сказал Потапов.-Всё это мы уже разглядывали.

– -Разглядывали отдельно. А теперь соединим и посмотрим – не получится ли критическая масса?

– -Валяйте,-без особого энтузиазма сказал профессор.-Только смотрите, чтобы вас не прибило информационным взрывом.

– -Просто удивительно, что передовой ученый не возражает против эксперимента!-саркастически заметил Сева.-Итак, что мы имеем на первой половине?..-он посмотрел обгорелый бумажный серпик:

*******(изображение отсутствует)*******

затем – на нацарапанный карандашиком номер.-Фрагмент номер 20… Где итог наших напряженных раздумий? Где наши записи по номеру 20?

Профессор покосился на усеянный бумагой пол и не отказал себе в удовольствии пошутить:

– -Вы отправили их в архив.

После чего оба они опустились на четвереньки и долгое время ползали, обнюхивая каждый листок. Когда записи нашлись, Сева зачитал:

– -“Одно из предположений: линия с точкой обозначает станцию метро, а буквы "ая" являются последними в ее названии. В Москве имеется восемьдесят девять станций метро, оканчивающихся на "ая", в том числе восемь – в пределах Бульварного кольца и в Замоскворечье.”

– -Надо же! Сколько мы наанализировали этой ночью по поводу всего-навсего двух буковок!-приятно поразился Потапов.-А это что за костыль?-спросил он, показывая на загогулину в углу бумажки.

– -Об этом нам может быть скажет вторая половина,-сказал Сева и плавным жестом фокусника приложил второй кусок к первому.-Вот так было, пока не сгорело!