Профессор риторики

Непостижимым образом районный психиатр не проявил более никакого интереса к тяжело больному юноше, который нуждался в срочном лечении. Так нуждался, что промедление было смерти подобно и грозило нам, родителям, потерей сына.

Заключение, по просьбе Алексея, еще раз посетившего диспансер уже без Ники, было написано, направлено в военкомат и не содержало никакого психиатрического диагноза. По линии неврологии найдено было некоторое нарушение мозгового кровообращения, и комиссия постановила: годен к нестроевой.

Документ Word 7

Если бы время не кружило свое колесо еще быстрее, чем белка в клетке: бешеный бег, спиц не видно, и скрипит, визжит разогнанный обруч! Наш паровоз вперед летит – а все на одном месте! А казалось, и остановки не будет, разве только в коммуне. Да вот и она. Опять она – коммуна.

Если бы только собрание преподавателей и сотрудников коммерческого университета не готовилось с такой поспешной значительностью! Если бы не вызывал к себе руководителей подразделений и кафедр возбужденный Мефистофель и не наставлял бы их таким тихим бархатно-стальным голосом: присутствовать обязаны все сотрудники – явку обеспечить стопроцентную!

Если бы ректор Мефисто не был так необычайно взволнован, то не забыл бы, конечно, вовремя предложить виски первому проректору и своему возможному преемнику – огромному и розовому, как кряжистая сосна над балтийскими дюнами, Альгису Смильчайтису, сыну бывшего партийного босса всей Литвы и Жмуди. И выпили бы они перед собранием вдвоем: вовремя и в должном количестве.

И Альгис в своем лучшем костюме, сером, как море его родины, и при галстуке, голубом, в цвет собственных глаз, вошел бы вместе с ректором, как полагается – заранее, и занял бы свое законное место одесную Мефистофеля, который сам сидел одесную высокого Гостя. И не ввалился бы тогда сын прибрежных дюн в зал уже после речи Гостя, когда тот отвечал на робкие вопросы коллектива. Ответы на домашние заготовки ректора и остальных проректоров были даны Гостем в первую очередь – снисходительно, с подобающей назидательной небрежностью.

Я села как могла дальше. Коллектив моего факультета журналистики призван был сыграть особую роль. Продемонстрировать, что влиятельные московские и даже российские СМИ не просто представлены в зале лучшими силами, но все эти лучшие – свои. Наши. Что они – друзья, преподаватели или выкормыши коммерческого университета. Как и Гость. Выпускник. А теперь и Друг. Еще бы ему не быть другом: ведь только этот университет он и смог закончить. Два или три предыдущих – нет. Не смог.

Но я села подальше. Я тут была вообще ни при чем. Как всегда. Профессора в такой игре не пляшут. Они здесь просто не в кассу. Профессора – несколько штук – нужны для штата, чтоб обеспечить министерству минимальную возможность дать университету лицензию. Это я успела узнать, как и то, что декан декану рознь. Я – декан-девочка, на весь университет одна такая. Другие деканы – большие, взрослые. Их показывают по телевизору, они наследуют власть по семейной линии. Они, кстати, тоже профессора. Но какие-то другие. Им и сидеть впереди, так, чтобы взгляд Гостя, упав на знакомые лица, остановился. А Гость – удовлетворился.

– Потребности всего населения этой страны мы обеспечить не сможем, – завершал Гость свою мысль, ответствуя самому лучшему студенту, будущему юристу Амиру Бабиеву. – Это страна бедная. Бедная страна. Поймите вы это, наконец. Ни бесплатного образования для всех желающих, ни бесплатной медицины, ни всякой там помощи – пусть и не рассчитывают. В бедной стране живем. В бед-ной. А бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Правильно?

Аудитория одобрительно зашумела – очень сдержанно, с облегчением. Напряженная процедура клонилась к концу.

В этот момент и ввалился Альгис. Последние слова Гостя донеслись до его слуха, когда он приближался к открытой двери зала. Лицо сына жмудских болот, и без того красное, стало малиновым, как солнце, опускающееся в воды Балтики. Такой закат предвещает ветер. Случился шторм.

– А остальным, кто платить не может, им-то что делать? – неожиданно загремел бас Альгиса, давно и привычно ощущавшего себя будущим ректором. Почему вдруг взыграла в его могучем теле народная правда, малой толики которой никогда я в Альгисе не замечала? Виски, все он. Или оно. А может, коньяк. Одно из двух. Правда, и водке здоровяк был не чужд. Так что возможно и третье. Но на самом деле, скорее, четвертое. Всетаки Альгис был сыном не только дюн и болот, но и литовского коммуниста.

Наступила звенящая тишина. Даже телевизионщики не шуршали проводами. Все замерли. Руководство в президиуме разом потупилось. Мефисто испепеляюще взглянул на своего преемника и сделал знак – не Альгису, нет. Тем, кому нужно. Ответа балт уже не услышал. Зато услышала аудитория. И журналисты.

– А, этим… Остальным… Таким придется умирать, что же еще? – громко и ясно промолвил наконец Гость. – Обеспечить всех мы не сможем. Кто выживет, тот выживет. Вот так. Все.