Профессорская дочка

На самом деле Маша нисколько не была похожа на мадонну Бенуа с ее безмятежным лицом и взглядом внутрь себя, напротив, Маша смотрела напряженно и словно одновременно и вперед, и назад.

Маша была красивая и похожа на Тяни-Толкая – одной рукой она тянула за собой саночки, а другой рукой толкала коляску. В коляске у Маши Марк, в честь папы, а в саночках у Маши Мария, в честь мамы.

Маша, с откинутой назад головой, с развевающимся кудрявым облаком волос на фоне неба, действительно выглядела… в каком-то даже библейском смысле… при всей тянитолкаестости своего облика, при всем этом, – саночках, коляске – у нее был такой вид, словно она сейчас…

Маша везла детей из поликлиники номер два: Марку делали прививку от кори, а Марии от скарлатины.

…словно она сейчас вознесется над Михайловским замком и полетит в розово-желтом небе, полетит над Чижиком-Пыжиком, над Фонтанкой и вместе с ней в саночках и в коляске полетят праправнуки губернатора Петербурга, внуки советского профессора, полетят над Шереметевским дворцом, над Фонтанным домом, над Штакеншнейдером, как их предки над крышами Витебска.

***

«Маша, Машенька, нит гедайге», – сказал Маше папа, перед тем как уснуть и больше не проснуться. Маша улыбнулась, подумала, что это он сказал ей «мишугинер», растяпа, – ведь папа больше ни одного слова не знал на идиш. А он сказал «нит гедайге» – не печалься, не грусти.