Профессорский городок

– А чистый снег состоит из чистой воды, и получается, что даже самые грязные тротуары не только чистые, но чистые вдвойне.

– А потому – грустно вздыхал дворник Степанов – тротуары (даже самые грязные) – уже и без меня такие чистые, что их всю зиму чистить незачем.

Так, или примерно так, думал дворник Степанов, печально взирая из окна на очередной зимний день и уходил упражняться со своими гирями.

Вследствие чего все остальные жители профессорского городка доставали припасенные заранее в кладовках лопаты и лыжи.

В самом деле, не разубеждать же человека в его маленьких заблуждениях, ведь он, взамен, чего доброго обзаведется новыми, куда большими, ведь природа не только дарит нам прекрасные времена года, но и не терпит пустоты.

Нежные чувства.

Таракан Сережа – любил хлебные крошки и сантехника Гаврилова, обеспечивавшего их стабильное поступление на пол их с Гавриловым мастерской, и думал, что она (эта самая мастерская и хлебные крошки, конечно) – всегда останется неизменной, как вечный гаечный ключ, на полу, у кровати Гаврилова.

Но однажды, что-то, вдруг, все-таки трагически переменилось в их с Гавриловым налаженном и неизменном постоянстве.

Как-то раз, сантехник Гаврилов пришел домой позже обыкновенного и до самого утра поминутно бледнел, посекундно вздыхал и даже громко охал с неизменным интервалом в один час.

Время шло, а вместе с ним стремительно менялось поведение, толщина, настроение и цвет любимого сантехника таракана Сережи.

– Что же это с ним такое происходит? – думал таракан Сережа, глядя на своего товарища, Гаврилова, печальными тараканьими глазами.

А однажды, Гаврилов и вовсе совершил невозможное – взял да и вымыл начисто пол своей мастерской, протер на верстаке пыль и даже переложил свой неизменно валявшийся на полу гаечный газовый ключ на верстак. А потом Гаврилов застелил свой верстак белой скатертью и в волнении зашагал по мастерской туда и сюда.

Тут Сережа забеспокоился по-настоящему…В этот момент, в двери их мастерской зашла доктор Клава Ивановна и, в свою очередь, в ужасе уставилась на печального таракана Сережу.

Случайно, или нет, но Клава Ивановна с детства очень боялась насекомых, а тараканов боялась абсолютно особенным страхом. А потому, издав стремительный вопль, которому позавидовал бы и Тарзан в джунглях, Клава Ивановна выбежала из мастерской сантехника, громко хлопнув напоследок дверью, отчего гаечный ключ скатился с верстака на свое законное место.

Словом, ничего у них с Гавриловым не вышло. Не мог же Гаврилов своего усатого товарища на нелепые страхи доктора Клавы Ивановны променять.

Клава Ивановна к ним в мастерскую так больше и не вернулась. А аппетит, к Гаврилову, конечно, совсем наоборот. Долго без хорошего аппетита никто жить не может. А скатерть, Гаврилов, с верстака, конечно, убрал.

Полеты во сне и наяву.

Таракан Сережа очень любил смотреть в окно их с Гавриловым мастерской. Иногда – даже целыми днями напролет. В окне мастерской умещался кусочек голубого неба с белыми облаками, ветка красной рябины и воробьи, то и дело порхавшие вокруг этой ветки и склевывающие с нее ягоды.

Ягод рябины таракан Сережа никогда не пробовал, но почему-то думал, что они, наверняка, очень вкусные. Воробьев, между прочим, таракан Сережа тоже никогда не пробовал, но думал, что уж они то, наверняка, не такие вкусные как рябина. И втайне, таракан Сережа очень надеялся, что воробьи, в свою очередь, тоже никогда не попробуют его, такого замечательного и такого молодого таракана Сережу.

Вообще – воробьев таракан Сережа даже слегка побаивался. Побаивался даже через окно.

Но, несмотря на это, поделать с собой таракан Сережа ничего не мог. И днями напролет продолжал смотреть в окно. В тайне Сережа мечтал о полетах. Летать как воробьи – было его заветной мечтой.

Поэтому, иногда, насмотревшись на воробьев за окном – Сережа забирался повыше на верстак Гаврилова, и, закрыв глаза, прыгал с него вверх, изо всех сил размахивая своими маленькими тараканьими лапками. Но, несмотря на то, что прыгал Сережа вверх, взлететь вверх по-настоящему Сереже никак не удавалось. Сережино тараканье тельце, по неизвестной Сереже закономерности, всегда устремлялось куда-то вниз, в сторону пола. Падать, конечно, было больно.

Но даже этот краткий миг парения в свободном полете был настолько приятен Сереже, что он, день за днем, потирая свои ушибленные места, снова взбирался на верстак сантехника Гаврилова, и отчаянно бросался с него в свой очередной, очень маленький, но очень отважный полет.

Воробьи за окном сначала над Сережей посмеивались, но потом даже как-то, вдруг, зауважали. Должно быть – за настойчивость и упорство. А некоторые так и вовсе побаиваться начали. Мало ли какие у таракана Сережи тараканы в голове завелись, раз он так часто на твердый пол мастерской спрыгивать не боится.

Не серьезно о серьезном.

С самого детства про Академика Кузнечика (который тогда еще не был Академиком) все говорили : « смотрите какой серьезный мальчуган!»