Профи

Через минуту немного отпустило.

— Задели, — говорить стало капельку легче.

— Кто?

— Об этом потом. Тут должен быть еще один катер.

— Забудь о нем. Как ты?

— Терпимо. Закурить есть?

— Курение — вред, — заявил один из моих спасителей, подавая мне зажженную сигарету. — Это я тебе как врач говорю.

— Насчет «чайника» извиняюсь, — повернулся ко мне рулевой. — Ты не чайник, ты — сокол.

— Не отвлекайся, Лось.

— Слушаюсь, командир.

Тот включил рацию.

— Как дела?

— Нормально.

— Встречай.

— Жду.

Переговоры в эфире велись на английском с трудноопределимым акцентом, немного напоминающим тот, с которым я беседовал с будущими покойниками.

До припаркованного неподалеку автомобиля я дошел, заботливо поддерживаемый. Все равно меня конкретно штормило и болтало из стороны в сторону. Это навело меня на интересную мысль.

— Куда едем? — спросил я сноровисто обрабатывающего мою рану командира группы. Как я узнал позже, его позывной был Доктор.

— Надо бы сразу в посольство, но как тебя такого?

— Как? С песнями!

— Объясни.

И я объяснил.

По набережной Фрогнер Странд мы действительно прокатились с песнями и никого этим особо не удивили. Старушка Европа уже начала потихоньку привыкать к богатеньким русским Буратино, вырывающимся к ней в гости из-за «железного занавеса» и на радостях отрывающимся по полной. Сначала спели «Паромщика», и хорошо, что в этот момент нас не слышала Примадонна российской эстрады, эстрада тут же бы осиротела. Потом перешли на песни военных лет. Повернув направо и проехав через железнодорожный переезд, наша музыкальная шкатулка прокатилась по недлинной улочке, название которой напрочь выпало у меня из памяти, еще раз повернула направо и оказалась на улице Драмменсвейн. Притормозили у особняка под номером семьдесят четыре у запертых ворот и начали сигналить. На крыльце посольства появился какой-то персонаж, и через минуту-другую ворота медленно распахнулись. Мы въехали внутрь, выбрались из машины (меня вытащили) и, грянув молодецкое: «Нас извлекут из-под обломков, поднимут на руки каркас…», направились к крыльцу, наглядно демонстрируя всем и каждому полную утрату знаменитого советского «облико морале». Я, укутанный почти с головой в кожанку слоновьих размеров, видимо, олицетворял собой тот самый «каркас». Когда мы вошли в здание, я отрубился. Очнулся только на операционном столе и снова ушел в нирвану, на сей раз — от наркоза.

В Союзе, куда я возвратился через две недели, бледный и ослабевший, меня встретили буквально мордой об стол. Руководство сучило ножками и выражало политическую озабоченность создавшейся ситуацией. Оказывается, ознакомившись с содержанием украденного мной портфельчика, Верховный очень разволновался, опасаясь, что его неправильно поймут и не доверят роль в рекламном ролике про пиццу. А еще мы со спецурой сподобились грохнуть шестерых агентов Моссада (то-то я у одного из убиенных узрел перстенек со звездой Давида), что тоже было признано верхом неполиткорректности.

Долечивался я в закрытом госпитале через пень-колоду, потому меня ежедневно навещал кто-нибудь из высоких начальников и трагическим шепотом в двадцать какой-то там раз сообщал, что ЭТОЙ ОПЕРАЦИИ ВООБЩЕ НЕ БЫЛО. От неимоверной злости на все это мои раны затянулись раньше времени. Мне приказали отрастить бороду и на четыре месяца отправили в знойное Забайкалье обучать будущих притворщиков всякой бяке. Так и улетел я под Новый год из Домодедово весь в этой дурацкой бороде.

А раз не было операции, то ничем меня и не наградили. А помнится, обещали звездочку героя и бронзовый бюстик у подъезда.

Самым мерзким во всей этой истории было то, что Миша приказал в январе следующего, девяносто первого, года вернуть американцам все, что я у них спер. Мне это знающие люди потом рассказали.

Так что свою роль в рекламе наш президентушка получил, а то я так за него волновался…

Я вернулся в настоящее. По-прежнему светило солнышко, мимо туда-сюда сновали москвичи и гости столицы, а к стоянке подъезжал «Мерседес» с нужным мне номером. Он остановился, водитель вышел из машины и отправился «гулять». Задняя левая дверь распахнулась, и через секунду я уже обнимался с двухметровым блондином донельзя нордического вида с протезом вместо левой руки.

Глава 16

Офис «серьезных ребят», как отрекомендовал их Бацунин, находился на Красноказарменной возле Лефортовского парка. Никаких кричащих вывесок, рекламы, вход со двора. Простенько, так сказать, но со вкусом, кому надо — и так найдут, а кому не надо — тем и искать незачем. Я нажал кнопку домофона у хлипкой на первый взгляд двери, украшенной скромной латунной табличкой «ООО „Передовые маркетинговые технологии“», и представился:

— Меня зовут Станислав, я к Сергею по рекомендации Германа Константиновича.

— Заходи, — прозвучало в ответ.

Я потянул ручку на себя, и пятисантиметровой толщины стальная дверь легко отворилась. И с той же легкостью самостоятельно затворилась, когда я вошел.

Меня встретил высокий седой мужик, беседовавший с кем-то по телефону. Ни слова не говоря, он передал трубку мне.

— Это Стас. Я на месте.