Как мне кажется, я удачно вошел в роль следователя-изувера бериевского разлива. Я надувал щеки, спрашивал-переспрашивал, подозревая всех абсолютно во всем. Гена удачно выступал у меня «на подтанцовке», гнусно хмыкая и переспрашивая по новой всех мной допрошенных. Под конец мы капитально достали этих ребят, настолько, что, когда я в очередной раз спросил, какими конкретно приемами неизвестный злодей разбрасывал их по всему пейзажу, они наперебой стали предлагать продемонстрировать это на нас. Для лучшего восприятия и глубокого понимания сути проблемы. Нам с большим трудом удалось убедить их этого не делать.
Несколько раз звонил Терехин, предлагал о чем-то срочно переговорить, и каждый раз я озабоченным голосом отвечал: «Позже», — и просил некоторое время меня не тревожить.
Отпустив последнего из озверевших от нашего изуверства охранников, я, продолжая бормотать что-то о «низком профессионализме» и «недостатке общей дисциплины», проверил кабинет на наличие «клопов» и совершенно не был удивлен, их не обнаружив. Приборов видеонаблюдения тоже не отмечалось. Интересно…
Позвонил Крупин и сообщил о начале корпоративного фуршета. Я обещал подойти попозже и предупредил о том, что собираюсь немного поработать среди офисной фауны и флоры, а потому попросил его самого и руководство службы безопасности ко мне не подходить, дабы не отвлекать от напряженной работы. Еще я высказал пожелание «покормить своего помощника», на что мне твердо пообещали доставить ему харчи прямо в кабинет, так же как и всем другим, вынужденным оставаться на рабочих местах.
Через некоторое время раздался вежливый стук в дверь. На мое «войдите!» дверь отворилась, и в проеме показался сервировочный столик, подталкиваемый средних лет светловолосым официантом в темных очках.
Глава 24
Фуршет прошел свой экватор, постепенно переходя к стадии «дым коромыслом». Служащие, извините, менеджеры рангом пониже выпивали и закусывали с энтузиазмом голодающих, попавших в коммунизм. Топ-менеджеры, опасаясь натрудить ножки, делали то же самое за столиками, с комфортом разместив разной степени пухлости задницы в креслах.
Демократически чокнувшись с собственным замом, шеф безопасности лихо расправился с очередной порцией столь любимой им текилы. Степаныч степенно откушал водочки. Закусили каждый своим: долькой лимона и тарталеткой с белужьей икрой.
— Ну, и что там твой Скоморох творит? — поинтересовался Вайсфельд, закуривая.
— Пытал сегодня личную охрану шефа, замордовал всех вконец.
— Наконец-то работать начал, а кто это с ним?
— Пока не знаю, он при входе документы не предъявлял.
— Это почему?
— У Кондратьева пропуск по форме 2А-1.
— Понятно. Не забудь распорядиться, чтобы его напарника потом отследили.
— Слушаюсь.
— А вообще, Степаныч, я начинаю жалеть, что позвал этого вашего Скомороха. Бабла он срубил море, а результатов — никаких.
— Стас работать умеет.
— Ага, как же. Ты расскажи о его подвигах, не стесняйся, обожаю сказки на ночь глядя. Как он, например, притворился Нэнси Рейган и по приказу партии и правительства заразил старину Ронни триппером. Или как в образе Моники Левински… — Он поднял руку, и замерший в ожидании неподалеку официант поспешил к их столику.
— Напрасно вы так, Григорий Борисович.
— Напрасно? Да что он вообще может? — заорал тот. Указал подошедшему официанту на опустевшие рюмки. Тот, безошибочно определив, что и кому, начал их наполнять.
— Что может? — Степаныча уже вконец достал этот пьяный сопляк со всеми его дешевыми дипломами и собственным мнением по всем вопросам. — А может, это он нам сейчас наливает? — и указал на официанта.
— Не смешно. — Легким движением ладошки Вайсфельд сделал халдею знак испариться. — Вон он ходит, вынюхивает, — и указал на Гену в моем образе, ласково обнимающего офисную дамочку за то место, где спина напрочь теряет свое благородное название.
Я вытер горлышко бутылки полотенцем и заспешил прочь от греха подальше.
Выкушав очередную порцию текилы, Вайсфельд оставил своего зама и направился «общаться на своем уровне». Посмотрев ему вслед добрым взглядом, тот остался за столом, налил себе и выпил.
Зайдя за угол, я достал телефон и связался с Фимой.
— Как?
— Второй номер в данный момент треплется по «аське» с очень интересным сабжем. — Проходящий у нас под вторым номером Степаныч в тот момент пережевывал бутерброд с белорыбицей.
— Понял, конец связи, — и тут же набрал Степаныча.
— Ты, Стас? — старый служака едва не подавился.
— Ровно через пятнадцать минут вызовите к себе Толмачева.
— Зачем?
— Придумаете. Конец связи.
И, наконец, последний звонок.
— Да, — ответил мне мой собственный голос.
— Через полчаса будь в кабинете.
— Понял.